А дни шли, иначе говоря, неумолимо уменьшался наш запас времени. Таял. Съеживался. Ах, если бы у нас были средства дальнего обнаружения! Мы заранее знали бы о нападении и имели бы минимум сутки, чтобы встретить землян во всеоружии. Нельзя ведь неделями держать десять миллионов волонтеров в готовности номер один. Они ведь просто фермеры с ружьями и рабочие с ружьями же. Свобода пьянит, но не кормит. И фермеры, и рабочие должны все-таки заниматься своим природным делом, а военными учениями — лишь по вечерам. Без этого Тверди угрожал голод, причем не в столь уж отдаленной перспективе. На месте землян я бы просто послал пару кораблей повисеть у нас на орбите, держа нас в напряжении, но не нападая. Через полгода они взяли бы нас голыми руками, просто пообещав накормить голодных. Идеи — идеями, а желудки — желудками. Какому фермеру понравится, если его дети начнут пухнуть с голоду? Нет таких фермеров. Природа горазда на выдумки, а таких чокнутых не придумала.
Одно радовало: Дженни, кажется, начинала понемногу оживать. Она уже поругивала меня за то, что я прихожу домой только ночевать, что прихожу уставший, как ездовая собака, что не сдержал слово позаниматься с ней твердианскими обычаями и поработать над произношением и что в постели от меня теперь не очень-то много толку. Я старался отшучиваться, а не отругиваться. Женщин нельзя злить, уж лучше дразнить дикого зверя. Фигаро этого не говорил, но мог бы сказать.
Со дня восстания минул месяц, за ним кое-как протелепался и укатился в прошлое второй, пошел третий… Начался сезон дождей. Сначала, как обычно, нещадно лило три дня, ливневая канализация Нового Пекина опять не справилась, и вода затопила половину города. Вместо улиц шумели мутные реки, несли мусор и всякую всячину. Над половиной Большого материка разверзлись хляби небесные. Сухие русла наполнились до отказа, реки вышли из берегов и затопили низины. Как всегда, были погибшие и разорившиеся, были мольбы о помощи, которую мы не могли оказать. Как будто достаточно взять власть, чтобы прямо сегодня после завтрака осчастливить народ! Потом стало полегче. Солнце каждое утро вставало в мареве, торопливо осушало лужи, воздух тянул в себя влагу, как насос, а к середине дня над столицей нависали черные грохочущие тучи, падали на землю ветвящиеся огненные рукава, рушилась стена дождя, и вновь бежали по улицам бурные реки. Рухнуло несколько домов с подмытыми фундаментами, и новый муниципалитет не знал, куда деваться от жалоб и требований оказать помощь. Вот и делай людям добро! К старой Администрации небось никто не стал бы обращаться с требованиями! Куда только девалось исстари присущее твердианам умение полагаться лишь на себя да на помощь ближайших соседей?
Хорошо уже то, что эти проблемы были не по моей части. Я радовался, видя, что работаю не напрасно, и одновременно ужасался чудовищной громаде еще не начатых дел. Могли ли мы отбиться от нападения? Может быть, да, а может быть, и нет. Это зависело от того, с какими силами навалится на нас метрополия и какие конечные цели будет преследовать. Казалось бы, землян должно было устроить восстановление статус-кво с предварительным наведением порядка и наказанием виновных, — однако полной уверенности не было. И я откровенно обрадовался, узнав, что, против всех ожиданий, наши чахлые, слепленные кое-как средства наблюдения сумели обнаружить на подходе к Тверди два гигантских корабля.
— Не понимаю, чему вы улыбаетесь! — взвился, как ужаленный, Савелий Игнатюк, заметив, как я расплылся в улыбке, узнав новость о кораблях на одном из заседаний Комитета.
— Очень просто. Два больших корабля для нас лучше одного маленького.
— Объяснитесь!
— Пожалуйста. Большие корабли означают десант. Стало быть, нас собираются всего-навсего поучить уму-разуму, а не уничтожить. Это радует. Мне нравится быть живым. А кто кого поучит — посмотрим…
Глава 4
Разумеется, Игнатюк «поставил меня на место», вернее, решил, что поставил. А я, в свою очередь, решил не лишать его этого удовольствия. Много ли ему осталось удовольствий? Когда начнется война, кому будут нужны игнатюки и прочие осколки старой Администрации, внезапно воспылавшие любовью к независимости и сохранившие пока кое-какие посты? Начнется время совсем других людей.
Так я думал тогда. Никому ведь не запрещено быть наивным, верно?
С заседания я поспешил домой. Дженни, конечно, не ждала меня так рано, но готовилась встретить моим любимым блюдом. Вонища в квартире стояла еще та — затыкай нос, беги вон.
— Я хотела приготовить тебе куггу…
— Ее не всякая твердианка сумеет правильно приготовить, — успокоил я Дженни, распахивая настежь окно. Поток очищенного ливнем воздуха ворвался в кухню, мало-помалу вытесняя миазмы. — Кугга — блюдо деликатное, неточностей в рецептуре не терпит… Так-так… Орехи плоской лианы пережаривала или так клала?
— Пережаривала.
— Значит, недостаточно. Цвет должен быть темно-коричневым, и пасту из них надо делать, пока они еще горячие. Ладно, не переживай. У меня хорошие новости: на подходе два корабля метрополии.