— Тео. Тео Верней. В тот день ему исполнилось одиннадцать лет. Это было в воскресенье 11 июня 2000 года, в день первого матча французской сборной на чемпионате Европы по футболу.
— Зачем вы мне это показываете?
— Знаете, что было с ним дальше? В тот же вечер, примерно через три часа после того, как была сделана эта фотография, Тео убили. Он получил пулю в спину.
Фаулз и глазом не моргнул. Он стал внимательно разглядывать на соседних фотографиях родителей мальчика. Отец, загорелый сорокалетний мужчина с живым взглядом и волевым подбородком, воплощал уверенность, порывистость, желание действовать. Мать, красивая женщина со сложной прической, держалась скромно.
— Ну как, вспомнили? — спросила Матильда.
— Как же, как же, семья Верней. Об этом несчастье было много разговоров.
— Может, припомните какие-нибудь подробности?
Фаулз прищурился и потер ладонью проклюнувшуюся щетину.
— Александр Верней был видной фигурой гуманитарного медицинского мира, близкой к левым кругам. Принадлежал ко второй волне движения «французских врачей». Написал несколько книг, выступал в прессе на темы биоэтики и гуманитарного вмешательства. Насколько я помню, именно тогда, когда он начал приобретать широкую известность, его, жену и сына убили у них дома.
— Жену звали София, — подсказала Матильда.
— Этого я не помню, — сказал он, делая шаг в сторону от скамьи. — Я помню другое: людей шокировали сами обстоятельства этого преступления. Убийца — или несколько убийц — проник в квартиру Верней и перебил всю семью. Следствие так и не установило ни мотива убийства, ни имени или имен виновных.
— Мотивом сочли ограбление, — напомнила Матильда, подойдя к носу катера. — Из квартиры пропали дорогие часы и драгоценности, а также… фотоаппарат.
Фаулз начинал кое-что понимать.
— Вот, значит, куда вы клоните? Вы считаете, что эти фотографии разоблачают убийц семьи Верней? Шапюи и Амрани убили Вернеев в ходе заурядного ограбления? Ребенок погиб из-за каких-то безделушек?
— Разве не похоже? В тот же вечер этажом выше ограбили еще одну квартиру. В одной из двух квартир дела пошли наперекосяк…
— Не станем же мы с вами теперь сами расследовать это убийство! — сердито сказал Фаулз.
— Почему бы и нет? Аполлин и Карим как раз тогда промышляли грабежами. Он был конченым наркоманом. Ему все время требовались деньги.
— На гавайских фото он совсем не похож на наркомана.
— Как к ним попал фотоаппарат, если не в результате ограбления?
— Послушайте, меня эта история не касается. При чем тут я?
— Аполлин нашли прибитой к дереву совсем близко отсюда. Вы не чувствуете, что дело Вернеев перекочевало сюда, на остров?
— Я одного не понимаю: чего вы ждете от меня?
— Чтобы вы дописали развязку этой истории.
Фаулз больше не скрывал разочарования.
— Все-таки объясните мне, чем вас так зацепила эта древняя история? Подумаешь, какая-то деревенщина из Алабамы переслал вам по мейлу старые фотографии! Тоже мне, основание превращать это в миссию!
— Основание, и еще какое! Я люблю людей.
— «Я люблю людей!» — передразнил он ее. — Что вы такое говорите? Вы хоть себя слышите?
Матильда перешла в контратаку:
— Мне небезразлична участь невинно пострадавших, вот что я хочу сказать.
Фаулз зашагал по катеру взад-вперед.
— Раз так, строчили бы статейки, привлекали бы внимание ваших «невинно пострадавших» к изменениям климата, к обмелению океанов, к вымиранию диких зверей, к обеднению флоры и фауны. Научите их не поддаваться информационной манипуляции. Поработайте с контекстом, сократите расстояние, добавьте перспективы. Тем полно: хоть школа, хоть государственная больница, которой недостает средств, хоть империализм мультинациональных корпораций, хоть ситуация в тюрьмах, хоть…
— Успокойтесь, Фаулз, главное я уловила. Благодарю за урок журналистики.
— В общем, повышайте свое профессиональное мастерство.
— Именно оно и требует воздать должное погибшим.
Он пригрозил ей пальцем.
— Мертвых не оживить. Там, где они находятся, никому нет дела до ваших статеек, уж поверьте мне. Я бы не написал об этом деле ни единой строчки. Как, впрочем, и о любом другом.
Выдохшись, Фаулз уселся на штурманское место и уставился через широкий ветровой козырек на горизонт, словно больше всего ему сейчас хотелось оказаться за много тысяч километров отсюда.
Но Матильда не унималась: она сунула ему под нос телефон с фотографией Тео Вернея.
— Найти тех, кто убил трех человек, в том числе ребенка, — это вас не вдохновляет?
— Не вдохновляет, потому что я не сыщик. Хотите оживить дело почти двадцатилетней давности? С какой стати? Насколько мне известно, вы не судья. — Он по-шутовски постучал себя по лбу согнутым пальцем. — Совсем забыл! Вы же журналистка! Это даже хуже.
Матильда пропустила его выпад мимо ушей.
— Я хочу, чтобы вы помогли мне распутать этот клубок.
— Поймите, я презираю ваши жалкие методы и, если на то пошло, вас саму с ними заодно. Воспользовавшись моей уязвимостью, вы похитили мою собаку, чтобы установить со мной контакт. Вы за это поплатитесь. Ненавижу таких, как вы!