Избранные произведения в одном томе

Теперь она понимала, что уже тогда ее подтачивала плесень отцовской двойной жизни, начавшая распространяться и на брата. Некоторые особенности их жизни озарило вдруг новым светом: грусть Тео, его астма, жестокие ночные кошмары, утрата уверенности в себе, плохие отметки в школе. Тайна разъедала их с раннего детства, как яд замедленного действия. Под лаком образцовой семьи брат и сестра видели теневые зоны, ощущали запах падали. Все это не выходило за пределы подсознания. Подобно телепатам, они, наверное, ловили на лету загадочные слова, гримасы, молчание, непроизнесенные мысли, поселявшие в них тягостное беспокойство.

Что знала их мать о преступлениях мужа? Наверное, немного; а может, София без особенного труда, не задавая лишних вопросов, привыкла к ситуации, когда деньги текли неиссякаемым потоком?

Матильда чувствовала, что тонет в пучине: в считаные минуты она утратила все ориентиры, все вехи и маяки, издавна определявшие ее самосознание. Уже готовая приставить дуло к виску и спустить курок, она последним усилием воли попыталась зацепиться хотя бы за что-то, и этим «чем-то» стала вдруг всплывшая в памяти одна деталь рассказа Фаулза: очередность падения мертвых тел. Секунда — и версия писателя стала для Матильды сомнительной. Страшное потрясение швырнуло ее в яму беспамятства, но потом память вернулась, причем с поразительной четкостью. Она была уверена, что ее отец погиб первым.

2

Дом содрогнулся от такого сильного удара грома, что чуть не съехал со скалы в море. Сжимая в руках ружье, Матильда пересекла веранду и спустилась по лестнице вниз, к Фаулзу, застывшему перед причалом со своей собакой.

Теперь она стояла на широкой каменной площадке на уровне цокольного этажа. Писатель укрывался от дождя под навесом, у стены из ноздреватого песчаника с круглыми окнами из мутного непрозрачного стекла. Впервые увидев эти иллюминаторы, Матильда сильно удивилась. Теперь она решила, что внутри должен находиться ангар для катера, хотя в шторм сюда могли докатываться волны.

— В вашем рассказе есть одна неточность.

Фаулз утомленно потер затылок.

— Я про очередность падения тел, — не отставала Матильда. — У вас получается, что мой отец перед смертью застрелил мою мать и брата…

— Так и было.

— А мне запомнилось по-другому. Меня разбудил первый выстрел, я выбежала из комнаты и увидела в коридоре труп отца. Уже после этого я стала свидетельницей убийства матери, потом брата.

— Ты ДУМАЕШЬ, что запомнила такую последовательность. На самом деле это ложная память, самовнушение.

— Я знаю, что видела именно это!

Фаулз, похоже, хорошо владел предметом.

— Воспоминания, возвращающиеся через десятилетия после беспамятства, кажутся четкими, но доверять им нельзя. Они не безнадежно ложные, но нужно понимать, что они восстановлены после повреждения.

— Разве вы невролог?

— Нет, романист, просто начитанный. Травматическая память порой сильно подводит, это очевидно. В США споры о так называемых ложных воспоминаниях бурлили не один год. Было даже специальное понятие — «война за воспоминания».

Матильда атаковала его с другого фланга:

— Почему вы вели расследование в Косово в одиночку?

— Я уже туда попал, а главное, ни у кого не спрашивал разрешения.

— Если эта торговля органами имело место, она не могла не оставить следов. Власти не сумели бы замести подобное дело под ковер.

Фаулз грустно усмехнулся.

— Тебе ведь не доводилось бывать ни в зоне военных действий, ни вообще на Балканах?

— Не доводилось, но…

— Попытки что-то выяснить имели место, — перебил он ее, — но приоритетом было тогда восстановить подобие правового государства, а не расчесывать старые раны. К тому же с точки зрения управления там царил форменный кавардак. Миссия ООН, управлявшая тогда Косово, и албанские власти только и делали, что перебрасывали друг другу мяч ответственности. Тем же самым занимались Международный суд по бывшей Югославии и Европейская юридическая миссия по Косово. Их возможности вести расследование были крайне ограничены. Я уже объяснял тебе, как трудно было добиться многочисленных и совпадающих свидетельских показаний и как быстро в делах такого рода исчезают улики. Я уж не говорю о языковом барьере.

У Фаулза на все был ответ, но как писатель он — в этом Матильда не заблуждалась — был профессиональным лжецом.

— Почему вечером 11 июня 2000 года ворота гаража в доме моих родителей остались открытыми?

Фаулз пожал плечами.

— Думаю, их взломали Карим и Аполлин, чтобы попасть к своим пенсионерам. Лучше бы ты задала этот вопрос двум пыточных дел мастерам, своим дедушкам.

— Значит, в тот вечер вы, услышав два выстрела, быстро поднялись в нашу квартиру? — спросила она, продолжая разбор рассказа Фаулза.

— Да, твой отец не запер дверь.

— Это показалось вам логичным?

— В поведении человека, вздумавшего расправиться со своей семьей, нет вообще никакой логики!

— Кое о чем вы все-таки забыли — о деньгах.

— Что еще за деньги?

— Вы утверждаете, что часть денег, вырученных за органы убитых, поступала на один или несколько офшорных счетов.

— Да, так мне сказал Карстен Кац.