После того как он закрыл двери церкви, мы совместными усилиями отодвинули кропильницу. Внизу находилась большая бетонная плита, которую поднимали мы с Магнусом. Священник достал из своего укрытия такой же деревянный ящик с куском холста и визиткой, какой получили все мы.
Мы вернули все на свои места и разложили наши куски на столе в ризнице.
Двумя днями ранее мы все узнали, что Скотланд-Ярд, СКОТЛАНД-ЯРД! получил посылку, содержащую половину гвоздей из рамы картины, а также лист бумаги, исписанный литературными, политическими и экономическими цитатами. Каждый из нас уже мог констатировать, что являлся одним из таких получателей. Полиция Лондона не хотела предавать это огласке, но такой же лист с цитатами был разослал во многие журналы и новость очень быстро распространилась.
Размах этого события окончательно убедил меня поехать в Италию, хотя я долго сомневался, принять ли это решение и не оповестить власти.
Париж не понимал, почему эти гвозди были отправлены в Лондон, к тому же без требования выкупа. Предполагало ли это, что картина уже покинула территорию Франции? Для французской полиции это крайне осложняло дело. И по моему мнению, английская полиция предпочла бы остаться в стороне от этого расследования.
Тем не менее, обе страны уже привлекли своих лучших экспертов для расшифровки посланий и поиска общего смысла в них.
В свою очередь мы разложили четыре послания одно за другим и воззрились на них.
1. «
Виктор Гюго, «Человек, который смеется», 1868.
2. «
Джон Донн, «Обращения к Господу в час нужды и бедствий», 1623
3. «
Рабле, «Пантагрюэль», VIII, 1532.
4. «
Алексис де Токвиль. «Демократия в Америке», 1835.
Снаружи, цикады продолжали петь под ярким летним солнцем.
Отец Кароса жил в прекрасной квартире с видом на небольшую часовню.
Когда мы поднимались по винтовой лестнице, Магнус, который шел впереди, несколько раз оборачивался, глядя на меня с забавной улыбкой.
— МакКойл, МакКойл, — повторял он, — это же не французская фамилия?
— Мы жили во Франции до смерти моего отца. Тогда моя мать, которая является американкой, решила вернуться жить в свою страну. Я взял ее имя, когда стал адвокатом.
— Я знал, что ваше имя мне знакомо! Это вы четыре года назад обвинили мэра Спрингфилда в связях с мафией?
Тот факт, что четыре года спустя, такой человек, как Магнус, связывает мое имя с процессом в Спрингфилде мог означать две вещи: что тогда это дело имело большую огласку, либо что Джемерек навел справки обо мне, прежде чем пригласить на эту встречу очевидно, он знал о том процессе больше, но не хотел это показать.
Склоняясь ко второму варианту, я все же предпочел не вызывать подозрений у моих спутников и отвечал как можно естественнее:
— Да, это был я, но мэр был плохим политиком, одним из тех, кто стремится как можно туже набить карманы.
Магнус усмехнулся.
— Тем не менее, если я правильно помню, вы не выиграли процесс, не так ли?
— Нет, но я всегда был уверен на счет этого мерзавца. Трудно атаковать цитадель без союзников.
— В таком случае, почему Вы решили вступить в схватку? — раздался голос Барбары сверху, — Зачем начинать бой, если не уверен в победе?
Этот вопрос я задаю себе каждый день вот уже четыре года и не могу найти ответ, который бы меня удовлетворил, по крайней мере такой ответ, который я мог бы сложить в предложение.
— Наверное, остаток идеализма.
Отец Кароса открыл дверь своего жилища и пригласил нас войти. Это была маленькая, но чистая и хорошо освещенная комната, с несколькими картинами на стенах, некоторые из них были подписаны именем священника. Как ни странно, обстановка комнаты не выдавала рода деятельности ее обитателя.
— Итак, приступим к работе, — сказал Магнус.
Для начала он хотел знать. Слышали ли мы ранее те цитаты, которые были нас посланы.
Он рассказал, что знал свою, так как она была предназначена в качестве эпиграфа его книги.
— Свою я тоже знал, — признался священник, — иногда мне приходилось цитировать слова Джона Донна во время мессы.