Избранные произведения в одном томе

— Одна из тех ролей, что со словами, была ролью королевы, которая лежала в кровати в комнате рядом с салоном, представленным на сцене. Край кровати было немного видно, и я должна была высунуть руку с письмом и произнести две фразы. Моя служанка брала письмо, дверь закрывалась — и это всё. Конечно, мне не нужно было одеваться для этой роли, разве что я надевала маленький шелковый жакетик с кружевами и один рукав, якобы от ночной сорочки, поэтому обычно я выходила из кулисы прямо перед своей репликой и забиралась на кровать. Потом приходил реквизитор с покрывалом, расшитым королевскими гербами, набрасывал его на меня и подтыкал край со стороны публики. Обычно эту работу поручали Коггинзу, а так как у него было много работы — пьеса предусматривала большое количество реквизита, — он добирался до меня только в самый последний момент, делал свое дело и убегал до того, как откроется дверь и войдет служанка. Коггинз был отличным парнем — серьезным, вежливым, пунктуальным и рассудительным, да к тому же невозмутимым, как скала. На сцене царила тишина, и то, что выглядело моей спальней, оставалось почти в полной темноте. Зрители должны были видеть за ярко освещенным салоном эту погруженную в тень комнату, видеть, как из-за балдахина кровати появляется белая рука с письмом, и слышать сонный голос, какой бывает у только что пробудившегося человека. Не было возможности поговорить, да и нужды в этом не было: Коггинз хорошо знал свое дело, а ассистент режиссера и его помощники настаивали на полной тишине. После нескольких спектаклей, когда я поняла, насколько внимательно Коггинз относится к работе, я пожелала ему спокойной ночи, когда проходила мимо него у служебного входа, и дала ему шиллинг. Он, казалось, немного удивился, но приподнял шляпу c безукоризненной вежливостью. С тех пор мы всегда здоровались друг с другом, каждый по-своему, и он иногда получал шиллинг, который всегда принимал с некоторым удивлением. В других эпизодах своей вечерней работы я часто сталкивалась, или, точнее, «соприкасалась» с Коггинзом, но он никогда не проявлял такую же деликатность и приветливость, как тогда, подтыкая одеяло в спектакле «Ее милость прачка». Эта пьеса, как вы знаете, долго не сходила с подмосток Лондона, а потом ее весь сезон играла первая труппа. Конечно, администратор взял с собой всех необходимых людей из тех, кто работал в Лондоне, и среди них оказался безупречный, невозмутимый Коггинз.

Проработав месяц в самых разных условиях, мы все так хорошо выучили свои реплики, что умели очень точно рассчитывать время и часто являлись на места в последний момент перед своей репликой. Моя собственная роль была для этого особенно удобной, и, боюсь, я начала слишком точно отсчитывать нужный момент — я ложилась на свое место за секунду или две до того, как появлялся Коггинз с королевским покрывалом.

Наконец, однажды во время спектакля в театре Лидса «Гранд» — вы знаете, какой это огромный театр и как там трудно попасть на нужный этаж, — я переступила границу безопасности. Я болтала в гримерке с Берди Сквирс, когда по коридору промчался посыльный с криками: «Мисс Венейблз, мисс Венейблз. Вы опаздываете! Поторопитесь, иначе возникнет пауза!» Я бросилась к двери, помчалась по коридору и оказалась за кулисами как раз вовремя, чтобы встретиться с невозмутимым Коггинзом, но на этот раз его невозмутимость куда-то подевалась. Как обычно, у него через руку было перекинуто покрывало, но другой рукой он яростно жестикулировал.

«Сюда! — кричал он шепотом группе других рабочих сцены. — Кто, черт подери, взял мой реквизит?!»

«Твой реквизит? — переспросили они. — Дьявол! Ты шутишь. Разве он не у тебя на руке?»

«Это? С ним все в порядке, — ответил он. — Я имею в виду не покрывало. Мне нужно то, что я им должен накрыть».

«Ну, так разве ж там нет кровати? Не теряй голову и не дури!»

Больше я ничего не слышала, так как проскользнула мимо и забралась на кровать. Коггинз, очевидно, решил, что нельзя пренебрегать этой частью его обязанностей. Он отвечал не за фигуру на кровати, а только за покрывало, и вот покрывало-то следовало положить на место. Изумление на его лице, когда он обнаружил, что покрывало не лежит так ровно, как во время первой попытки, меня позабавило. Я услышала, как он бормочет себе под нос: «Это такая шутка, да? Вот так взять и положить реквизит обратно. Ну, я с ними поговорю, когда закончится акт!»