Избранные произведения в одном томе

В то время Нюрнберг еще не пользовался такой популярностью, как в последние годы. Ирвинг[232]

еще не играл Фауста, и само имя этого старого города было почти неизвестным основной путешествующей публике. Мы с женой проводили вторую неделю нашего медового месяца и, естественно, хотели, чтобы к нам присоединился еще кто-нибудь. Поэтому, когда веселый незнакомец, Элиас П. Хатчесон, приехавший из Истмейн-сити в Блидинг Галч, округ Марпл-Три в штате Небраска, встретился нам на вокзале Франкфурта и небрежно заметил, что собирается взглянуть на «патриарха всех древних городов Европы» и что, по его мнению, долгое путешествие в одиночестве способно отправить умного, активного гражданина прямиком в сумасшедший дом с диагнозом «меланхолия», мы поняли этот вполне прозрачный намек и предложили объединить усилия. После, сравнивая свои заметки, мы обнаружили, что каждый из нас предпочитал говорить неуверенно или с сомнением, чтобы не выказать горячего энтузиазма, так как это был бы не слишком удачный комплимент успешности нашей супружеской жизни. Однако мы все испортили, оба начав говорить одновременно и в ту же секунду одновременно умолкнув, а потом опять заговорив одновременно. Как бы то ни было, дело было сделано, и Элиас П. Хатчесон присоединился к нашей компании. Мы с Амелией сразу же заметили приятную выгоду: вместо того чтобы ссориться, как раньше, мы, под сдерживающим влиянием третьего спутника, при каждой возможности начали обниматься по углам. Амелия заявляет, что с тех пор она, основываясь на этом опыте, всем своим подругам советует брать с собой на медовый месяц друзей. Итак, мы вместе обошли Нюрнберг и получили большое удовольствие от метких замечаний нашего заокеанского друга, который, судя по своеобразной речи и отличному запасу необычных приключений, мог бы сойти со страниц романа. Мы приберегли напоследок посещение такой достопримечательности города, как Бург, и в назначенный день вышли за городскую стену с восточной стороны.

Бург стоит на скале, возвышающейся нал городом, и невероятно большой ров охраняет его с северной стороны. Нюрнбергу повезло в том, что его никогда не разоряли; в противном случае он не сохранился бы в таком идеальном состоянии, как сейчас. Этот ров не использовался уже много столетий, и теперь на его дне разместились открытые кафе и сады; в некоторых из них буйно разрослись деревья. Бродя вокруг стены и греясь на жарком июльском солнышке, мы часто останавливались полюбоваться раскинувшимися перед нами видами, и особенно — обширной равниной, усыпанной городками и деревушками и окаймленной синей полосой холмов, словно с ландшафтов Клода Лоррейна[233]

. От них мы всегда с новым восторгом обращали взор к самому городу, с его тысячами причудливых древних фронтонов и красными крышами в акре друг от друга, испещренными слуховыми окошками одно над другим. Немного правее от нас возвышались башни Бурга, а еще ближе стояла мрачная Башня пыток, которая была, да и сейчас является, должно быть, самым интересным местом в городе. Много веков легенда о «Железной деве» Нюрнберга передавалась из поколения в поколение в качестве примера ужасной жестокости, на которую способен человек; мы давно предвкушали, как увидим ее, и вот наконец-то перед нами ее вместилище.

Во время одной из наших остановок мы перегнулись через ограждение рва и посмотрели вниз. Сад находился в пятидесяти или шестидесяти футах под нами, и солнце заливало его жаркими лучами, так что в саду стояла неподвижная жара, как в печи. За ним поднималась серая, мрачная стена, казавшаяся беспредельно высокой; она уходила вправо и влево и исчезала в углах бастиона и контрэскарпа[234]

. Деревья и кусты венчали эту стену, а над ней горделиво возвышались дома, массивную красоту которых Время только подчеркнуло. Солнце было жарким, а мы — ленивыми; не ограниченные во времени, мы стояли, прислонившись к стене, и никуда не спешили. Внизу под нами мы видели милую сценку: большая черная кошка лежала, вытянувшись, на солнышке, а вокруг нее играл крохотный черный котенок. Мать помахивала хвостом, играя с котенком, или поднимала лапку и толкала малыша, чтобы он продолжал игру. Они находились у самого подножья стены, и Элиас П. Хатчесон, чтобы помочь игре, нагнулся и поднял с дорожки небольшого размера гальку.

— Смотрите, — сказал он. — Я уроню этот камешек возле котенка, и они оба будут недоумевать, откуда он взялся.

— Ох, будьте осторожны, — произнесла моя жена. — Вы можете попасть в этого славного малыша!

— Только не я, мадам, — возразил Элиас. — Я нежен, как цветущая вишня на Майне. Клянусь, я не способен причинить вред этому бедному малышу, как не смог бы скальпировать младенца. Можете заключить пари на свои пестрые носки! Посмотрите, я уроню его подальше, с внешней стороны, на большом расстоянии от него.