Избранные произведения в одном томе

Девушка со всех ног бежала к отцу; слетевшая шляпка болталась у нее за плечами. На лице дочери отражалось возбуждение: мать только что рассказала ей о том, как выглядит ее отец. Едва увидев Артура, девушка разразилась смехом столь бурным, что он закончился приступом истерики. Нечто подобное случилось и с прочими детьми Артура. Когда все они по очереди отсмеялись, мистер Маркем ушел к себе в каюту и послал горничную жены передать всем членам семейства, что он желает видеть их немедленно. И когда те явились, подавляя свои чувства, насколько им это удавалось, обратился к ним очень тихим голосом:

— Мои дорогие, разве я не обеспечиваю всех вас щедрым денежным содержанием?

— Да, отец! — ответили все торжественно. — Никто не мог бы проявить большую щедрость!

— Разве я не позволяю вам одеваться так, как вам нравится?

— Да, отец! — это прозвучало немного более робко.

— Тогда, дорогие мои, не думаете ли вы, что было бы добрее и любезнее с вашей стороны не пытаться поставить меня в неловкое положение, даже если я надеваю наряд, который кажется вам смехотворным, хотя он достаточно обычен в стране, где мы собираемся пожить?

Ответа не последовало — Маркемы лишь потупились. Артур был хорошим отцом, и они все это понимали. А он, вполне удовлетворенный реакцией домашних, закончил:

— Ну, теперь бегите и развлекайтесь! Мы больше не будем говорить об этом.

Затем Артур снова вышел на палубу и храбро стоял под огнем острот, которые чувствовал вокруг себя, хотя до его ушей они и не долетали.

Однако изумление и насмешки, которые вызвал его костюм на борту судна, не шли ни в какое сравнение с ажиотажем, ожидавшим мистера Артура в Абердине. Когда семейство Маркем направилось к железнодорожному вокзалу, мальчишки, старики и женщины с младенцами, которые ожидали у места высадки под навесом, толпой последовали за ними. Даже носильщики с архаичными мотками веревки и новомодными тележками, которые ждали путешественников у сходней, следовали за ними с удивлением и восторгом. К счастью, поезд на Питерхед должен был вот-вот отправиться, так что эти мучения не продлились слишком долго. В вагоне славный шотландский костюм никто не видел, а на станции в Йеллоне оказалось всего несколько человек, и там все прошло хорошо. А вот когда карета подъехала к Мейнз-оф-Крукен и семьи местных рыбаков бросились к дверям, чтобы посмотреть, кто это проезжает мимо, волнение перешло все границы. Дети в едином порыве махали шапочками и с криками бежали за каретой; мужчины бросили сети и наживки и припустили за ними; женщины тоже ринулись следом, прижимая к груди младенцев. Лошади устали после долгой дороги в Йеллон и обратно, а гора была крутая, поэтому у толпы было достаточно времени, чтобы окружить карету и даже забежать вперед.

Миссис Маркем и старшие девочки пытались протестовать или сделать хоть что-нибудь, чтобы дать выход обиде на насмешку, которую они видели на всех лицах, но лицо новоявленного горца выражало твердую решимость, которая вызывала у них уважение, и они промолчали. Возможно, перо орла (даже вздымавшееся над лысиной), брошь из топаза (даже на пухлом плече), а также клеймор[292], пистолеты и дирк (даже висящие на ремне, опоясывающем обширный живот, и торчащие из гольфа на крепкой лодыжке[293]

), сыграли свою роль символов войны и устрашения! Когда компания добралась до ворот «Красного дома», там их уже ждала толпа жителей Крукена. Стоя с непокрытыми головами, они почтительно молчали, пока остальные с трудом взбирались на гору. Молчание нарушил только один звук — низкий мужской голос:

— Да ведь он забыл волынку!

Слуги приехали на несколько дней раньше, и все уже было подготовлено. Получив удовольствие от доброго ланча после трудного путешествия, Маркемы забыли все неприятности путешествия и все горести, явившиеся следствием выбора главой семейства столь предосудительного костюма.

Во второй половине дня мистер Маркем, по-прежнему в полном обмундировании, прошелся по Мейнз-оф-Крукен. Он гулял один, поскольку — как ни странно — у его жены и обеих дочерей после утомительного переезда сильно разболелась голова, и они легли отдохнуть. Старший сын, который требовал, чтобы его называли молодым человеком, отправился самостоятельно изучать окрестности дома, одного из его братьев не смогли найти, а другой, узнав о том, отец приглашает его на прогулку, умудрился — случайно, разумеется, — упасть в бочку с дождевой водой. Мальчика пришлось сушить и заново переодевать, а так как его одежду еще не распаковали, то это, конечно, невозможно было сделать без задержки.