Что касается формы изложения нового материала, то передо мною были открыты два пути: во-первых, я мог непосредственно включить изложение новейших учений, смотря по их принадлежности, в ту или другую главу моей книги, посвященную соответственной группе теорий; во-вторых, я мог, сохраняя по возможности прежнее изложение, прибавить стройный обзор новейшего состояния науки нашей проблемы в виде самостоятельного приложения. После основательного размышления я остановился на последнем. Какого бы взгляда ни придерживаться на значение моего сочинения, все же одно уже существование сочинения, обсуждающего более подробно, чем все предшествующие, совокупность проблем капитала с исторической, критической и догматической точки зрения, должно было оказать некоторое влияние, хотя бы вызвав отпор, на последующие исследования того же предмета — тем более что моему сочинению было суждено найти необычно быстрое и широкое распространение почти непосредственно после его появления. Если бы я включил в состав того исторического материала, который находился в моем распоряжении уже при выработке моих критических суждений, и более поздние изложения и формулировки теории капитала, которые фактически обнаруживают известное родство с критикой, данной мною в первом издании, то получился бы некоторого рода анахронизм, вредящий ясности изложения. Даже более, я полагаю, что тем, кто интересуется историческим развитием проблем капитала, я в значительной степени облегчу ознакомление и беспристрастную оценку доктрин, если отделю материал, предшествовавший первой обширной критике теорий капитала, от материала позднейшего. Из этого правила я был вынужден сделать только одно исключение: это исключение касается теории эксплуатации, по отношению к которой получилось своеобразное хронологическое уклонение благодаря тому, что следующие тома «Капитала» Маркса, существовавшие уже в рукописи при выпуске первого издания моего сочинения, были опубликованы только несколькими годами позже.
Если отдельные места моего критико-исторического труда мне пришлось изменить очень мало, то еще меньше приходилось мне отступать от той принципиальной точки зрения, с которой я приступил к своему труду. Это, пожалуй, могло бы показаться вполне естественным, так как тот радушный прием, который в громадном большинстве случаев встречала моя книга, мог явиться для меня, конечно, некоторой гарантией того, что я, по крайней мере, в основных чертах удачно решил задачу, поставленную моим критико-историческим исследованием. Несмотря, однако, на это, я должен высказаться обстоятельно и по этому поводу. Дело в том, что среди многих моих оппонентов встречаются имена некоторых ученых, которых я вообще так высоко ценю, что не могу не обратить внимания на их возражения или спокойно обойти их молчанием; к тому же они высказали свои возражения в таком направлении, в каком я меньше всего ожидал или желал бы таковых.
Фр. Уокер и проф. Альфред Маршалл упрекают меня — первый в довольно резкой, второй в более мягкой, но все же в довольно серьезной форме — в том, что я, выражаясь кратко, критиковал своих предшественников по теории капитала слишком уж невеликодушно.
Вместо того, считает Уокер, чтобы с терпимостью и доброжелательностью исследовать то, что в действительности думали и старались изложить отдельные авторы, я будто бы только старался изложить в невыгодном для них свете несовершенства изложения и ошибки в способе выражения («blunders of expression»)156
; что же касается проф. Маршалла, то он упрекает меня в том, будто я нередко ошибочно предполагаю у рассматриваемых авторов наличие противоречий и односторонностей там, где в действительности можно констатировать только некоторую неправильность в изложении, выражающуюся в том, что автор — в угоду ли известным целям или просто вследствие отсутствия систематичности — слишком подчеркивает один элемент и отодвигает на задний план другие, также присущие его учению. И проф. Маршалл считает себя вправе заявить по поводу моего изложения «наивных теорий производительности, теорий пользования и т. д.», что сами эти авторы вряд ли согласились бы признать это изложение правильной и полной передачей их учений156.Если бы — как это может показаться — здесь действительно шла речь о правильности или неправильности изложения взглядов некоторых авторов, т. е. о вопросах, которые для историка учений являются вопросами технических деталей, то было бы весьма неуместным, да и вряд ли стоило бы труда, разбирать эти возражения в данном месте. Я мог бы спокойно положиться на содержание следующих страниц, которое само говорит за себя. Я везде строю свои критические суждения на глазах у самого читателя, и притом преимущественно на основании почти дословной передачи взглядов разбираемого автора, касающихся данной проблемы, — передачи, по поводу которой, я думаю, ни один из моих противников не станет утверждать, что она неверна и недобросовестна.