Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

Это сравнение, однако, не удачно. Вывод Маркса

заключает в себе недостаток, для которого в ясных выводах физиков не найдется и не может найтись аналогии. Физик вполне убежден, что тяготение составляет единственную причину скорости падения тел, но только в лишенном сопротивления, безвоздушном пространстве; он также убежден, что скорость падения в воздушном пространстве является равнодействующей нескольких причин, и поэтому он остерегается высказать для воздушного пространства гипотезу, что скорость падения определяется исключительно действием тяготения. Не так поступают марксисты. Даже после того, как они ввели в гипотезу существование частного капитала — аналогично сопротивлению воздуха, — они все еще, как мы видели, основывают появление и общую величину «прибавочной ценности» на предположении, что меновая ценность товаров обусловливается исключительно овеществленными в них количествами труда, и только при объяснении распределения общей ценности между отдельными частями капитала начинают вспоминать о существовании конкурирующей причины. Это ничем не отличается от того, как если бы физики стали утверждать, что и в воздушном пространстве общая скорость падающего тела остается такой же, какой она была бы в безвоздушном пространстве, но что она теперь распределяется между отдельными слоями, через которые тело проходит, в другом отношении, чем в безвоздушном пространстве.

Однако физики имеют хорошее основание для своего убеждения, что, по крайней мере, в безвоздушном пространстве падение тел действительно точно происходило бы по закону тяготения. Марксисты же, напротив, для аналогичного предположения, что в строе без частного капитала меновая ценность товаров в точности следовала бы постулируемому закону трудовой ценности, не имеют ни хорошего ни плохого обоснования, — они совсем не имеют такового. Теперь я перехожу ко второй вышеуказанной кардинальной погрешности программы Шмидта,

а именно к абсолютной шаткости его исходной точки.

Я полагаю, что марксисты слишком облегчают себе постановку «гипотезы» трудовой ценности. Без сомнения, эта гипотеза не содержит в себе ничего, что с самого начала, а priori, было бы немыслимым или невозможным. Но этого еще недостаточно для того, чтобы гипотезу положить в основу серьезной теории. A priori не было бы также немыслимым, что меновая ценность основана на весе тел! Весьма ненадежной является также и точка зрения, будто гипотеза может считаться удовлетворительной до тех пор, пока не добьешься буквального, наглядного ее опровержения. Я мог бы, например, предложить гипотезу, что все мировое пространство наполнено бесчисленным множеством невидимых больших и малых кобольдов, которые тянут тела и производят на них давление, чем и вызывается то явление, которое физики — в силу другой гипотезы — приписывают тяготению вещества. Всякий исследователь-теоретик согласится со мною, что точное опровержение такой фантастической гипотезы, как бы велика ни была ее фантастичность, невозможно при помощи существующих способов познания. Никогда нельзя будет доказать, что никаких тянущих и производящих давление кобольдов не существует; в лучшем случае можно будет только доказать, что их существование в высшей степени невероятно. Но, несмотря на это, меня с полным правом осмеяли бы, если бы я вздумал утверждать, что этой гипотезе следует отдавать предпочтение перед всеми другими до тех пор, пока не удастся ее совершенно опровергнуть. Гораздо более очевидно — и так смотрят на это испокон века во всех научных исследованиях, — что только та гипотеза может предъявить притязания на серьезное научное внимание, которая имеет за собою какие-либо положительные причины, делающие ее хорошей, а в некоторых случаях сравнительно лучшей гипотезой.