Избранные труды по языкознанию

Неоднократно указывалось и на наличие, в частности в знаменитом „Введении" к исследованию яванского языка В. Гумбольдта, большого числа противоре- чМй [110]. И здесь также для сближения В. Гумбольдта с Кантом приложил свою руку Г. Штейнталь. Мнимые противоречия в изложении В. Гумбольдта он свел к ряду антиномий, которыми оперировал Кант в оправдание тезисов своей философии. По Г. Штейнталю следовало, что, поскольку В. Гумбольдт опирался в своем изложении на антиномии, постольку он является очевидным кантианцем. Но почему обязательно принимать то использование антиномий, которое было присуще Канту? Ведь, говоря словами „Философского словаря", «Появление антиномии не есть результат субъективной ошибки; оно связано с диалектическим характером процесса познания… За возникающей в процессе познания объективной действительности антиномией часто скрываются реальные диалектические противоречия вещей, воспроизведение которых в соответствующих понятиях позволяет глубже постигать объективную истину». Как известно, понятие антиномии возникло еще в классической древности (где для нее чаще употребляли термин „апория"). А В. Гумбольдт много занимался и классическими языками, и классической культурой, и поэтому, если мнимые противоречия В. Гумбольдта уподоблять антиномиям, больше основания обращаться к античности, нежели к Канту. На диалектические потенции антиномии указывает и В. И. Постовалова, когда пишет: «Диалектический мир Гумбольдта — это прежде всего мир антиномий, характеризующих природу языка, его сущность»

[111].

Интересно было бы проследить, как от автора к автору меняется набор гум- больдтовскнх антиномий, но для этого здесь нет места. Важно, однако, отметить, что антиномии В. Гумбольдта в своей совокупности представляют не некоторый механический набор, а гармоничное, взаимообусловленное и последовательное в своей связности единство. К их рассмотрению мы теперь и обратимся.

В самом общем виде концепцию В. Гумбольдта можно охарактеризовать следующим образом. Непосредственно данное неспособно представить существующие связи, и поэтому на этой основе нельзя формулировать законы. Чтобы сделать возможными научные заключения, необходимо допустить существование не данных непосредственному наблюдению вещей и процессов. Это разграничение между двумя подходами есть разграничение между наблюдением и познанием, но не все ограничивается этими двумя величинами, существует и играет столь же важную роль и третья величина. Познание возможно лишь тогда, когда познающий субъект (человек) наблюдает (а наблюдение никак не исключается) объект как нечто. И это iнечто" обусловливается теорией. В понимании В. Гумбольдта теория должна базироваться на понятии творческой деятельности, свойственной человеку, воплощающейся в языке и реализующейся силой мысли неоднородным образом в общественных образованиях — народах — и присущих им свойствах, что ныне можно соотнести с национальным характером. Все прочие положения учения В. Гумбольдта являются производными от этого основного тезиса.

Главным козырем при обличении В. Гумбольдта в беспросветном идеализме является его высказывание: «Язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное».

Можно было бы отвести основанные на этом (и подобным им других высказываниях) обвинения В. Гумбольдта в представлении духа как верховного и руководящего начала простым указанием на то, что немецкое слово Geist, которое употребляется в данных случаях, в одинаковой мере означает и „дух, душа" и „ум, мысль, образ мыслей", и недаром в одном переводе произведения В. Гумбольдта говорится об «умственном развитии человеческого рода», а в другом переводе — о «духовном развитии человечества». Иными словами, приведенное предложение вполне допустимо перевести и так: «Язык народа находит свое воплощение в образе мыслей народа, и образ мыслей народа воплощается в его языке — и трудно представить себе что-либо более тождественное». Но нет надобности прибегать к таким элементарным приемам. В конце концов, и некоторые из тех ученых, для которых немецкий был родным языком, интерпретировали В. Гумбольдта в неокантианском плане, как это, например, делал Эрнст Кас- сирер [112]

. Гораздо важнее рассматривать отдельные высказывания в контексте всей системы взглядов В. Гумбольдта, где они обретают свое действительное содержание. Что же касается приведенной цитаты, то она получает свой подлинный смысл, даже если только привести ее вместе с непосредственно предшествующими словами: «Духовное своеобразие и строение языка народа настолько глубоко проникают друг в друга, что, коль скоро существует одно, другое можно вывести из него. Умственная деятельность и язык способствует созданию только таких форм, которые могут удовлетворить их обоих» [113].