Читаем Избранные труды по языкознанию полностью

Очень важен еще один вывод Гумбольдта: «Язык целиком зависит от бессознательной энергии» (наст, изд., с. 227). Начиная с Лейбница, немецкая философия уделяла все возрастающее внимание проблеме бессознательных компонентов мышления. По Канту, бессознательное — «акушерка мыслей» [101]. При этом бессознательные компоненты мышления оказываются шире пределов языка. (Может быть, именно поэтому Кант и не связал продуктивную деятельность воображения строго с языком.) Современный автор, математик Ж- Адамар, специально исследовавший процесс творчества, признается: «Слова полностью отсутствуют в моем уме, когда я действительно думаю» [102]

. Для творчества, по Адамару, нужен более гибкий тип мышления, чем тот, который воплощен в языке. Он находит его в эстетическом переживании. По Канту, мир красоты — это мир творческого мышления, «свободной игры» познавательных способностей, промежуточная сфера между природой и свободой, теорией и практикой, описанная в „Критике способности суждения". Гумбольдт, обладавший, как мы убедились, высокой эстетической культурой, опирался и на эту работу Канта.

Историческое рассмотрение языка привело Гумбольдта к еще одной важнейшей области философствования, где довелось ему сказать веское слово, не повторяя, но развивая идеи своих предшественников, — к теории истории. Здесь следует назвать две небольшие, но весьма значительные работы — „О задачах историка" (1821) и „Размышления о движущих причинах всемирной истории" (1818).

В противоположность идеалистическим системам «философии истории» Гумбольдт размышляет над «физикой истории». Как показывает термин, речь идет о материальных силах развития общества. При объяснении событий надо указывать не на предшествующие им события, а на те силы, которые определяют и те и другие. «Понятие Провидения, управляющего мировыми делами, следует здесь устранить, потому что оно, принятое в качестве объяснения, исключает любое дальнейшее исследование». (Bd. 3, S. 361). Причины мировых событий лежат, по Гумбольдту, в трех плоскостях — природе вещей, свободе человека, воле случая. В массе своей люди действуют по законам необходимости, свобода — удел индивидуальности. История сродни философии и искусству. Первая из двух отыскивает первопричину вещей, вторая стремится к идеалу прекрасного; историк же воссоздает судьбу человечества во всей ее полноте и жизненности, устраняя при этом все личное и частное.

Таков скупо очерченный круг философских идей Вильгельма фон Гумбольдта. Он был натуралист в высоком смысле этого слова, то есть мыслитель, отыскивавший естественные причины сущего, исследовавший и отстаивавший природное начало в человеческих установлениях.

А. В. Гулыга

О научном наследии Вильгельма фон Гумбольдта

В. Гумбольдт занимает в науке о языке совершенно особое место. Выдвинув оригинальную концепцию природы языка и подняв ряд фундаментальных проблем, которые и в настоящее время находятся в центре оживленных дискуссий, он, подобно непокоренной горной вершине, возвышается над теми высотами, которых удалось достичь другим исследователям. Многие из них с чувством гордости и благоговения числят себя его учениками и последователями — А. Потт, Г. Штейнталь, Г. Курциус, К. Фосслер, А. А. Потебня и даже такой независимый ученый, как И. А. Бодуэн де Куртенэ. Но нередко и тогда, когда не упоминается имя этого удивительного ученого, лингвисты, как это показывает пример Л. В. Щербы, идут по следам, проложенным В. Гумбольдтом

Однако, пожалуй, никто другой не порождал своим учением столько недоразумений, противоречивых толкований да и простого непонимания, как В. Гумбольдт, вокруг' имени которого образовалась чрезвычайно своеобразная мифология. Парадоксально и то, что, хотя В. Гумбольдт пользуется мировым признанием, его произведения знают очень мало переводов на иностранные языки, и когда они все же делаются, то, как свидетельствует недавнее американское издание, они представляют не столько собственно перевод, сколько перетолкование, осуществленное к тому же в терминах современных направлений лингвистики. Чаще же всего к В. Гумбольдту обращаются ныне в связи с рассмотрением отдельных проблем, привлекающих внимание данного этапа науки о языке, как это, например, видно из работ Джулии Пени и Роджера Брауна [103], которые посвящены теории лингвистической относительности, или же при изложении взглядов не самого В. Гумбольдта, а так называемых неогумбольдтианцев, примером чего может служить работа Роберта Миллера [104].

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых

Впервые за последние сто лет выходит книга, посвященная такой важной теме в истории России, как «Москва и Романовы». Влияние царей и императоров из династии Романовых на развитие Москвы трудно переоценить. В то же время не менее решающую роль сыграла Первопрестольная и в судьбе самих Романовых, став для них, по сути, родовой вотчиной. Здесь родился и венчался на царство первый царь династии – Михаил Федорович, затем его сын Алексей Михайлович, а следом и его венценосные потомки – Федор, Петр, Елизавета, Александр… Все самодержцы Романовы короновались в Москве, а ряд из них нашли здесь свое последнее пристанище.Читатель узнает интереснейшие исторические подробности: как проходило избрание на царство Михаила Федоровича, за что Петр I лишил Москву столичного статуса, как отразилась на Москве просвещенная эпоха Екатерины II, какова была политика Александра I по отношению к Москве в 1812 году, как Николай I пытался затушить оппозиционность Москвы и какими глазами смотрело на город его Третье отделение, как отмечалось 300-летие дома Романовых и т. д.В книге повествуется и о знаковых московских зданиях и достопримечательностях, связанных с династией Романовых, а таковых немало: Успенский собор, Новоспасский монастырь, боярские палаты на Варварке, Триумфальная арка, Храм Христа Спасителя, Московский университет, Большой театр, Благородное собрание, Английский клуб, Николаевский вокзал, Музей изящных искусств имени Александра III, Манеж и многое другое…Книга написана на основе изучения большого числа исторических источников и снабжена именным указателем.Автор – известный писатель и историк Александр Васькин.

Александр Анатольевич Васькин

Биографии и Мемуары / Культурология / Скульптура и архитектура / История / Техника / Архитектура