Изгнание

Думаю, что относительно «священного брака» Куэнс совершенно прав. Следовательно, если автор писем не только притворяется безграмотным, но еще и позорит себя, то им может быть любой образованный человек. Больше всего подозреваю Люси.

* * *

Поход на бал все больше превращается в эксцентричную причуду. За одну ночь мы выбросим столько, сколько потратили бы на жизнь за два или три месяца. Какое безрассудство!

[Следующее из анонимных писем по этому делу, адресованное Мод Витакер-Смит. Это единственное сохранившееся письмо, посланное за пределы района. Прим. ЧП.]

Ты сучка. Хатела стать герцогиней и получила свое потому што у тебя нинасытная дыра. Но ему лучше наиграться с ней пока может потому что хочу пустить в ход свой нож. Теперь могу даже в темноте отхватить быку яйца, и када буду готов то распорю брюхо и вытряхну кишки наружу намотаю на шею и подвешу ево на них.

Суббота 2 января, 2 часа

Несмотря на сильный снегопад и тяжело нависшие тучи, Эффи с ночевкой отправилась в Трабвел. Старая Ханна с трудом прошла по сугробам и вручила маме письмо очень поздно. Оно было от Боддингтона. Тот писал, что продает права на долю папиной недвижимости на следующих условиях: наличными двести фунтов – этого слишком много для судебных издержек – и третья часть расходов, если выиграет дело. А покупатель понесет будущие расходы по суду.

Я пришел в ужас и заметил, что папина собственность стоит тысячи фунтов.

– Подозреваю, что Боддингтон припас все себе по заниженной цене. В понедельник поговорю с ним об этом.

Потом мама заговорила со мной о нашем сомнительном общественном и финансовом положении. Она сказала:

– Просто хочу видеть, как устроится твоя сестра, пока еще могу. И ей будет трудно, потому что мы опорочены из-за отца.

– Опорочены! Ужасно несправедливо. Папа не должен был так безответственно одалживать деньги, но поскольку собирался их вернуть, то его нельзя назвать вором, – ответил я.

Мама немного помолчала, потом произнесла:

– Должна тебя предупредить, Ричард, что можешь услышать кое-что более неприятное о нем, чем это.

Хуже, чем мошенничество и кража?

Три часа

Думал о предложении Бетси прошлой ночью. То, что она хочет денег, а не подарков, на самом деле очень хорошо. Она воспринимает то, чем мы занимались, как сделку – и не более. Пока я плачу, не будет никакой неловкости. Никаких глупостей в духе «нравишься – не нравишься», «милый – немилый» и тому подобного. Сегодня ночью предложу ей достаточно денег, чтобы отблагодарила так, как мне захочется. Я почти начал думать, что она мне нравится. Это было бы нелепо. Она лишь источник удовольствия, и если я не причиню ей зла и даже смогу как-то утешить и порадовать, то упрекать себя будет не за что.

Шесть часов

День провел, сочиняя стихи для Гвиневер. Эти веселые глазки, пронизывающие меня. Живое маленькое личико, наполовину знатная леди, наполовину маленькая озорная нищенка.

Снова начался сильный снегопад, и мама велела встретить Евфимию. Я не возражал, потому что мне пришло в голову, что, может быть, повстречаю девочек Куэнс и смогу передать свои стихи так, чтобы не заметила ее чопорная сестрица. Я вышел на полчаса раньше, чем требовалось, и подождал возле дома приходского священника. Приблизительно минут через двадцать я увидел, что девицы приближаются ко мне, поспешил к ним и, не говоря ни слова, вложил лист в руку младшей и прошел дальше. За спиной послышались шаги, и когда я обернулся, то увидел Энид с сердитым лицом. Не думал, что в ней может проявиться такая буря чувств. Уверен, она разозлилась, что я предпочел сестру, а не ее, но вот что она сказала:

– Как смеете вы компрометировать члена моей семьи.

– Компрометировать, – повторил я. – Вам ли говорить об этом. Если в анонимках хоть капля правды, то сейчас вы откровенно лицемерите.

Я повернулся к ней спиной и быстро ушел. Эффи я повстречал на другом конце Страттон Певерел, и, кажется, она не обрадовалась, завидев меня. Мы прошли совсем немного, и сестра начала рассказывать, что сегодня по дороге к леди Терревест была в магазине и слышала, как люди говорят про письма. Она сказала, что кто-то повторяет мою «глупую идею», что миссис Пейтресс написала оскорбительные анонимки про себя, дабы отвести подозрения. Я ответил, что имел в виду совсем другое и ни на минуту не верю, но она разозлилась еще больше и наконец велела идти дальше и оставить ее одну. Я сунул сестре фонарь, который дала мама, и ушел. Снег теперь был довольно глубокий, и метель била прямо в лицо.