Изгнание из рая

— Вовсе нет, — наконец сказал Митя. Эмиль с удивленьем услышал его веселый голос. — Это ты, Папаша, чем-то сильно обеспокоен. Ну, хочешь, я полечу с тобой в Турин.

Как небрежно, снисходя к бедняге Папаше, Сынок процедил это.

А когда трубка была брошена на рычаги, Митя, скривившись, пробормотал:

— У, старая собака. Лицемер, ты ползешь ко мне на брюхе по снегу, как старая лиса за мышью. Я буду с тобой играть в твои игры. Но ты вор. Ты своровал у меня. А я — у тебя сворую. Не теперь. Я буду следить за тобой. Я буду выслеживать тебя. Я никогда не прощу тебе Тенирса, тварюга. Турин!.. Какой, к чертовой матери, еще Турин?.. Что это за городишко такой?..

Он не знал, что Турин — это город, где в соборе Джованни Батиста, в плотно закрытом ковчеге, вот уже четыреста лет хранится льняное полотнище со смутно проступающим на нем изображеньем обнаженного мужского тела — знаменитая Туринская плащаница, в которую, по преданью, после Распятия, при погребенье, был завернут Господь Иисус.

Они прилетели в Турин поздно ночью. У Мити слипались глаза. Он с ненавистью косился на Эмиля, когда тот копошился в документах, бумагах, долларах, беря таксиста, оплачивая гостиницу у администратора. Паршивый Папаша. Скорей бы голову кинуть на подушку. Итальянская мафия, о, это очень волнительно. А не пошли бы вы все, ребята, хоть на остаток ночи ко всем русским и европейским чертям. На столе в гостинице стоял гиацинт, источал волнующий запах. Гиацинт, лаванда… мадам Канда… Спать, спать. Желательно без сновидений.

На другой день они с Эмилем встречались с его итальяшками, и Митя все понял с ходу — типичные мафиози, причем высокого полета, высшей пробы, все слова и жесты отточены, все карманы напиханы оружьем. Эмиль тоже вооружился на этот раз. Такая игра со смертью чем-то нравилась Мите, приятно щекотала притупленные нервы. Похоже, в них с Папашей никто так сразу стрелять не собирался, однако говорили с ними жестко, резко. Эмиль хорошо говорил по-английски, итальянцы — плохо; они вызвали из Туринского университета девушку-русистку, специалистку по русскому языку и литературе, и она говорила по-русски лучше и правильней, чем сам Митя. Вопросы и ответы посыпались свободней, живей. Скоро обе стороны пришли к соглашению. Эмиль глубоко, успокоенно вздохнул. Кажется, ему удалось провернуть мясорубку. Но на самом верху, при натужном повороте, ручка застряла. Глава туринской мафии, Роберто Кьяра, прожигая Эмиля жаркими бараньими черными глазами, промямлил: у нас должна быть хорошая подстраховка, синьор Дьякконофф!.. без лонжи циркач не прыгает… Беленькая университетка послушно перевела. Эмиль потеребил себя толстыми пальцами за щеку. “У вас… будет подстраховка, — тихо сказал он. — Мой мальчик, моя правая рука, берется собственноручно платить вам за любую, особенно за срочную, информацию, которая будет поступать вам из Америки. В России, в связи с кавказской войной, сейчас могут перекрыть кое-какие банковские каналы. Проплата в Штаты будет уходить не целиком — вам достанутся проценты за работу. Если это не подстраховка, тогда я слон индийский”. Белокурая туринка, улыбаясь, быстро треща, переводила — хорошая, опытная синхронка. Митя вздернул было голову — Эмиль осадил его одним властным взглядом. Когда бумаги были подписаны и все, так и не вытащив из карманов револьверов, с милыми вежливыми улыбками раскланялись и разъехались в разные стороны, Эмиль зло бросил Мите:

— Ты полный пентюх. Не забывай, что я — тебе — тоже — буду — платить — за работу — Сыночек. — Он чеканил слова, как жесткие монеты. — Тебя уже деньги, я вижу, не устраивают?.. Особенно — деньги Дьяконова?..

Митя дернулся. Такси, в котором они ехали, слегка тряхнуло, и он коснулся плечом плеча Папаши.

— Мы с тобой в одной связке, Митя, помни это, — с издевочкой, с улыбочкой проронил Эмиль. — Если ты дернешься и обломишься — упаду и я. Если я рухну…

— Куда мы едем?.. — спросил Митя, перебив его. — В гостиницу?..

— Нет, ха-ха-ха!.. — Эмиль облегченно, сыто-радостно рассмеялся. — Наши итальяшки не убили нас, мы, кажется, с ними сумели договориться!.. и, значит, это дело теперь надо отпраздновать…

— Что, опять кабак?.. не хочу в кабак… хватит с меня кабаков… лучше купим сыра, вина, посидим тихо в отеле…

— Нет, дурачок Митя! Глупый ты пингвин! — Эмиль веселился вовсю. — Ну ты и невежда, Сынок!.. Это же Турин! Здесь в соборе — Туринская плащаница лежит!..

— Туринская… что?..

Митя залился до ушей краской. Век живи, век учись, дураком помрешь. Сибирским, слюдянским дураком, байкальским хулиганом из подворотни, самодельным художником, грубым дворницким парнем, работающим в столичном РЭУ без прописки, по блату.