Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1

В 1824 г. в том же «Северном архиве» параллельно с отзывом Лелевеля пытавшегося конструктивной критикой избавить науку от принципиальных издержек концепции Шлецера, была напечатана рецензия Н. А. Полевого где речь о нем шла исключительно в превосходных степенях: что он еще в 1767 г «начал говорить русским о необходимости критического издания наших летописеи и показал пример, сам издавши Никоновскую летопись; но тогда Шлецера не послушали». А в 1802 г. своим противникам он ответил «прекрасным исполнением своего намерения. С удивлением увидел ученый и неученый свет русские летописи в новом, необыкновенном критическом разборе» Называя его план публикаций летописей «превосходным» и говоря что от него начинают отклоняться, историк заметил, что профессор Р.Ф Тимковский, издавая Лаврентьевскую летопись, «исправлял только те слова, которые противоречили явно смыслу, отмечая свое чтение внизу страниц». Но по мнению Полевого, абсолютизировавшего манеру работы Шлецера с летописью и не принимавшего иной, Тимковский «мог бы, не нарушая условий критики исторической, быть смелее в исправлении ошибок»[174].

На следующий год Ф.Зубарев основную часть своей небольшой статьи помещенной в журнале «Вестник Европы», посвятил прославлению, по его же словам, «подвигов» Шлецера, говоря, что его «ум обширный и глубокий оказал незабвенные услуги нашей истории», что он «побеждал предрассудки современников, неприметно направляя их к благоспешности своих начинании - к истинной исторической критике», способной установить, что написал Нестор, как он понимал написанное, справедливы ли его мысли. Для Зубарева не было никаких сомнений в том, что сочинение Шлецера «Нестор» - это «истинный образец исторической критики», который возбудил у нас и за граничен «охоту заниматься критикою, и дал повод с пользою употребить свои дарования: он составил эпоху, с которой началось у нас исправление истории государства российского», что примечания к нему богаты различными историческими фактами, мыслями за сорок лет «трудов неусыпных» и содержат все доказательства в пользу норманства варягов.

Заведя разговор о его книге «Probe russischer Annalen», изданной в 1768 г. в 1ермании, а затем в Англии, и легшей в основу «Нестора», Зубарев подчеркнул, что она произвела сильное впечатление (но, видимо, по незнанию этой ранней работы немецкого ученого не обратил внимание на ее принципиальные отличия от «Нестора»), А во «Всеобщей северной истории» Шлецер показал продолжает автор, что народные имена скифов и сарматов совсем не важны «для истории новых народов и что вообще история северная, и в особенности российская, от исследования оных имен геродотовых не получит никакого приращения». Высоко отзываясь о трудах шведского ученого Ю.Тунманна(1772 и 1774 гг.), Зубарев заметил, во-первых, что им «часто руководился» Карамзин (т. е. как верны его изыскания), во-вторых, что он критиковал Шлецера, который называл его из своих рецензентов «умнейшим», в-третьих, что его мысли о происхождении Руси «заслужили особенное внимание современников», в-четвертых, что перед смертью исследователь признался в ошибках, которые желал бы исправить («сие считаю обязанностью честного человека: ибо заблуждения слишком плодовиты»)[175].

В 1826 г. Н. А. Полевой на страницах «Московского телеграфа» выступил с рецензией на только что изданную на русском языке работу Г. Эверса «Предварительные критические исследования для российской истории», где сразу же отметил, не вдаваясь в детали, что автор «увлекся историческою гипотезою, что русские происходят не из Скандинавии, но от хазар», и что эту мысль он высказал еще в 1808 году. Говоря, что результат его «несправедлив», Полевой вместе с тем подчеркнул, что «сочинитель, ошибаясь вследствие своих изысканий, имеет между тем полное право на уважение наше, как ученый Критик истории», после чего привел известные слова Карамзина о нем. И, как заключал Полевой, «желание г. Эверса опровергнуть скандинавское происхождение русских заставило его в I-й части входить в строжайшие исторические исследования по сему предмету. Странно, что во II-й части, где он доказывает хазарство русских, этот самый критик основывается на несправедливых истолкованиях и неверных выписках».

На следующий год в том же журнале тот же рецензент, очень кратко рассказывая читателю о выходе в 1826 г. монографии Эверса «Das alteste Recht der Russen in seiner geschichtlichen Entwickelung dargestelt» («Древнейшее русское право в историческом его раскрытии»), категорично произнес, что она, как и все предшествующие труды ученого, «заключает в себе важные и любопытные части; но в целом, совершенно не достигает цели», т. к. «автор совсем не думал идти по настоящей дороге исторических исследований о своем предмете и не воспользовался ни одним из тех условий, какие предписывает нам нынешнее совершенство Истории и ученой Критики. Стремление к гипотезам и в сей книге отражается с прежнею силою»[176].