Изгнанники: Судьбы книг в мире капитала

В бесконечных вариациях на тему «жизнь Ахтернбуша» писатель создает в духе Фолкнера свой Йокнапатоф, герои которого переходят из книги в книгу, произвольно меняют в пределах одного произведения имена и даже пол. Миграция эта сопровождается обильным самоцитированием героев, и поэтому, например, Зузн, литературная родословная которой очень запутана (она и мать, и сестра автора, и его страдающая муза, и жена, и возлюбленная, и, наконец, она — это и сам Ахтернбуш), повторяет слово в слово или с некоторыми вариациями одни и те же фразы в книге «Оболочка» (1969), в романе «Битва Александра» (1971), в киносценарии «Привет, Бавария!» (1978), в пьесе «Зузн» (1980) и в ряде других произведений.

По принципу свободной миграции создаются и книги Ахтернбуша, в чем автор откровенно сознается: «Однажды я закончил одну из моих книг обращением к читателю, где просил после моей смерти расшить все мои книги и сложить их по собственному усмотрению. Так как это предложение заинтересовало меня самого, я его осуществил».

Критика была в восторге от этого новшества, а читатели отнеслись к нему прохладно — книги Ахтернбуша не покупали. Читателя можно понять. Кому охота заниматься расшифровкой, например, книги «1969», где собраны первые, наиболее закодированные экспериментальные «тексты» Ахтернбуша. Так, начатое письмо Мартину Вальзеру обрывается описанием крика детей писателя, что заставляет его сразу же перейти к проблемам воспитания; не успев развить эту мысль, Ахтернбуш тут же пускается в рассуждения по поводу необычной формы своего носа, чрезмерная изогнутость которого вызывает у автора предположение о своем происхождении от индейцев Перу, хотя сам он считает себя далай-ламой, и далее речь идет о взаимоотношениях Тибета и Китая в стародавние времена, свидетелем которых, как и прибытия Кортеса в Южную Америку, Ахтернбуш, конечно же, был.

Отсутствие контакта с читателем беспокоит Ахтернбуша, и в последующих своих книгах он пытается, не меняя манеры письма, давать советы, как читать его произведения, кратко пересказывать их содержание. Более того, в его «текстах» начинают появляться элементы социальной критики, правда, осторожной и ограниченной. Писатель не так уж далек от жизненного кредо своего прадеда: «Короля и кайзера нужно принимать как должное, здесь уж ничего не изменишь». Ахтернбуш, собственно, ничего и не собирается изменять, ибо ему нечего предложить взамен, да и не ’способен он на решительные действия: «Это лучше получается у какого-нибудь Хоххута». Но как писатель он создает свой, подвластный ему мир, понимаемый как компенсация его гражданской несостоятельности. Отсюда и анархическое жонглирование материалом, частое обращение к теме всемирной катастрофы, где погибает отвергаемое им буржуазное общество. И хотя писатель в пределах выдуманного им мира безжалостно расправляется со всеми неугодными ему социально-политическими формациями и не жалеет грозных слов в адрес государства — поработителя личности, государству, как и буржуазному обществу, по едкому замечанию рецензента газеты «Вельт», ввиду очевидного бессилия автора, нет нужды беспокоиться. Какая разница в оценке творчества писателя, если сравнить гневные выступления той же газеты против Кёппена!

Неудачи на литературном поприще привели Ахтернбуша в кино и театр, и здесь, пожалуй, лучше всего проявилась неуемная фантазия писателя, которому вообще близка природа кинематографа, его поэтика (наплыв, монтаж, связь по ассоциации).

Все фильмы, поставленные Ахтернбушем по своим собственным сценариям («Андекские страсти», 1974; «Пловцы через Атлантику», 1976; «Пивной бой», 1977; «Привет, Бавария!», 1978; «Негр Эрвин», 1980; «Призрак», 1983), были отмечены критикой как заметные явления в кинематографии ФРГ. Но суть всех кинопроизведений Ахтернбуша остается прежней: бессилие и растерянность личности перед тупой и необоримой властью безликого государства. Учитель Герберт («Андекские страсти»), трагикомическая пара Хайнц и Герберт («Пловцы через Атлантику») ощущают себя личностями только в мире мечты и фантазии. Любое же

Соприкосновение с миром реальности кончается для них трагически.

Ахтернбуша терпели и снисходительно смотрели на его выходки до тех пор, пока он занимался критикой вообще. Но когда бездумный анархизм стал уступать место осознанной социальной критике, отношение к Ахтернбушу резко переменилось. Уже в пьесе «Элла» (1975) проявились первые признаки нового критического настроя писателя. История женщины, жизнь которой была сплошной цепью страданий и унижений (в семье, в психиатрической клинике, в тюрьме), история последовательного и методичного уничтожения человека обществом впечатляла своей страшной обыденностью, обычностью чудовищного, бытующего в этом обществе.