Изгнанники: Судьбы книг в мире капитала

Но усилия Шэфера и популяризация его идей Раддацом направлены не на раскрытие идейных и художественных особенностей произведений этих писателей. Напротив, весь пафос их выступлений состоит в том, чтобы дискредитировать писателей демократической направленности, посеять сомнения в их личной и гражданской порядочности, обвинив их, убежденных антифашистов, чуть ли не в пособничестве нацистским преступникам. Тот факт, что Альфред Андерш, Гюнтер Айх, Вольфганг Борхерт, Гюнтер Вайзенборн, Вольфганг Кёппен и ряд других писателей публиковали свои произведения во времена нацистской диктатуры или не эмигрировали из страны, расценивается Шэфером и Раддацом как политический криминал, порочащий их и не дающий им морального права осуждать фашизм. «Как немецкий народ, — пишет Шэфер, — для того чтобы уйти от проблемы «вины», приписывал Гитлеру после «катастрофы» демоническую сверхсилу, так и многие писатели и публицисты преувеличивают крайности реакционной политики национал-социалистов в области искусства… То, что эту литературу терпели в «третьем рейхе», связано с готовностью какой-то части этого поколения, при всем неприятии им фашистской идеологии, признать политические условия гитлеровского государства».

Именно с таких позиций выступил Раддац против Кёппена и ряда других писателей в своей печально знаменитой статье «Мы будем и дальше творить, если даже весь мир окажется в развалинах…» (1979), заголовок которой уже красноречиво свидетельствовал о провокационных намерениях Раддаца, о его оскорбительном отношении к писателям демократической направленности, ибо заголовок этот является парафразом строки из нацистского марша «Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра — весь мир»: «Мы будем и дальше шагать, если даже весь мир окажется в развалинах». В этой статье Раддац попытался усомниться в истинности антифашистских взглядов Кёппена, основываясь лишь на том, что писатель не эмигрировал из страны после прихода к власти Гитлера и, более того, издал там два своих первых романа — «История несчастной любви» (1934) и «Стена шатается» (1935), последний из которых даже переиздал в 1939 году под названием «Долг», что-де прямо говорит о близости Кёппена идеям национал-социализма.

Если учесть, что эта статья Раддаца изобиловала гнусными измышлениями и откровенными нелепостями, касавшимися не только Кёппена, но и ряда других известных писателей и деятелей культуры ФРГ, ГДР, Швейцарии, то можно себе представить размеры скандала и возмущения, вызванных после ее появления. Даже такой консервативный критик, как Марсель Райх-Раницкий, вынужден был на страницах «Франкфуртер Альгемайне» публично отчитать завравшегося коллегу и высказать справедливое сомнение в профессиональной пригодности его в качестве шефа литературного отдела газеты, считающейся рупором либеральной интеллигенции ФРГ.

Но Раддац не успокоился. В марте 1983 года в связи с переизданием романа Кёппена «Стена шатается» он публикует статью с интригующим названием «Новый взгляд на Кёппена», где речь идет не о самой книге, а о том, насколько отдельные фразы романа выдают якобы фашистские симпатии Кёппена. И здесь Раддац опять обращается за «помощью» к трудам названных нами литературоведов ФРГ, приводя с соответствующим комментарием высказывание, например, К. Прюмма о том, что «непримиримость, с которой Кёппен и по сей день ведет борьбу против отрицания или преуменьшения опасности нацистского прошлого, конечно же, определяется в значительной мере мучительным сознанием того, насколько близко сходились его собственные желания с соблазнительными сторонами национал-социализма».

Чтобы понять всю лживость утверждений Раддаца и ему подобных, вероятно, надо напомнить читателю некоторые детали биографии Кёппена времен гитлеровской диктатуры.

Действительно, Кёппен остался в фашистской Германии, надеясь, как и некоторые его современники, что нацисты долго не продержатся. Он продолжал работать в литературном отделе известной газеты «Берлинер Бёрзен-Курир», публикуя смелые по тем временам статьи. Кёппен никогда не был активным борцом («Как человек я бессилен, но как писатель — нет»), но у него хватило мужества отказаться от заманчивого предложения занять пост главного редактора большой столичной газеты «Берлинер цайтунг ам Абенд», хотя он уже знал о том, что через несколько недель «Берлинер Бёрзен-Курир» навсегда прекратит свое существование. «Я был слишком неизвестен, чтобы подвергаться преследованиям, но все же достаточно известен, чтобы подвергнуться искушению», — вспоминал позднее писатель.