— Ну хорошо. Тогда я считаю, что все это правдоподобно. По крайней мере я так думаю. Но здесь я исхожу только из патологии. Ну да, об этой самой черной мессе. Все, кто этим занимался, были, видимо, психически больными. В медицине даже есть специальный термин для подобного расстройства: сатанизм. Эти люди не могут получать сексуального наслаждения, если оно не связано с богохульством и осквернением святых. Это встречается не так уж редко даже в наше время, а черная месса только подтверждает правильность моих слов. В отчетах парижской полиции можно и сейчас найти описание интересного случая, который произошел с двумя монахами. Сейчас вспомню. По-моему, это было в Крэпи. Эти два монаха пришли в гостиницу и начали ругаться, требуя трехместную кровать. Третьего они тащили с собой: это была статуя божьей матери в человеческий рост.
— О Боже, это потрясающе,—выдохнул детектив.—Потрясающе.
— Но это самая настоящая правда.
— Да, секс... Может быть, может быть. Я теперь понимаю. Но это немного другое. Не важно. А ритуалы, связанные с убийствами, святой отец? Это тоже правда? Расскажите! Они берут кровь грудных младенцев?
— Я ничего не знаю о ритуальных убийствах,—проговорил Каррас.—Нет, не знаю. Но в Швейцарии одна акушерка на исповеди призналась, что убила около 30 или 40 младенцев во время черной мессы. Возможно, у нее выведали это под пытками,—поспешил добавить он.—Кто знает? Но говорила она убедительно. Акушерка рассказывала, что прятала в рукав длинную тонкую иглу, и, когда надц было принимать ребенка, она незаметно высовывала иглу и втыкала ее в родимчик на голове ребенка, а потом опять прятала иглу в рукав. После этого не оставалось никаких следов,—пояснил Каррас и взглянул на Киндермана.— Все считали, что ребенок родился мертвым. Вы слышали, что европейцы-католики весьма предосудительно относятся к акушеркам? Так вот, эта предосудительность вытекает именно отсюда.
— Это страшно.
— И в нашем веке встречается безумие. Во всяком случае...
— Подождите. Все эти истории... ведь их рассказывали под пытками, верно? Так что на них нельзя полностью полагаться. Сначала они подписывали свои признания, а уж потом кто-то другой мог их дополнить. Я хочу сказать, что в этих случаях не было ни клятв, ни, так сказать, предписания о представлении виновных перед судом для рассмотрения законности их ареста. Я прав?
— Да, вы правы, но тем не менее многие признания были сделаны добровольно.
— Кто же будет добровольно рассказывать о таких вещах?
— Ну, хотя бы те, у кого болела душа.
— Ага. Еще один достоверный источник!
— Конечно же, вы правы, лейтенант. Я выступаю в роли адвоката дьявола. Но есть одна вещь, часто нами забываемая: люди, у которых хватает духу сознаться в подобных делах, возможно, способны и совершить их. Ну, например, вспомним легенду об оборотнях. Конечно, это звучит смешно, ведь никто не может превратиться в дикого зверя. Но если человек поверит в то, что он оборотень, он и будет вести себя как оборотень.
— Ужасно. Только теория или факт?
— Ну, существовал же, например, Уильям Стампер. Или Питер. Я точно не помню. Он жил в Германии в XVI веке, был уверен в том, что он оборотень, и убил больше 20 человек.
— Вы хотите сказать, что он сам признался в этом?
— Да, но думаю, что это признание было обосновано.
- Чем?
— Когда его поймали, он пожирал мозги двух своих молодых невесток.
Детектив и иезуит подошли к стоянке. Поравнявшись с полицейской машиной, Киндерман посмотрел на Карраса.
— Так кого же мне искать, святой отец? — спросил он.
— Сумасшедшего,--тихо ответил Дэмьен Каррас.—Возможно, наркомана.
Детектив задумался и, ни слова не говоря, кивнул головой. Потом повернулся к священнику.
— Хотите, подброшу? — предложил он, открывая дверцу машины.
— Спасибо, мне здесь близко.
— Не важно, садитесь! — Киндерман нетерпеливым жестом пригласил священника в машину.—Потом расскажете своим друзьям, что катались в полицейской машине.
Иезуит улыбнулся и опустился на заднее сиденье.
— Ну вот и хорошо.—Детектив шумно выдохнул воздух, откинулся назад и захлопнул дверцу.
Каррас показал дорогу. Они поехали на Проспект-стрит, к современному зданию, куда недавно перевели иезуитов. Каррас не мог больше оставаться в коттедже, понимая, что священники, привыкшие к его помощи, будут продолжать свои посещения.
— Вы любите кино, отец Каррас?
— Очень.
— Вы видели «Короля Лира»?
— У меня нет возможности.
— А я видел. У меня есть пропуск.
— Это хорошо.
— У меня есть пропуск на самые лучшие фильмы. Моя жена очень устает и поэтому никогда со мной не ходит.
— Это плохо.
— Да, это плохо, я не люблю ходить в кино один. Понимаете, мне нравится поговорить о фильме, поспорить, покритиковать его.
Каррас молча кивнул, глядя вниз на большие и сильные руки, зажатые между колен. Так прошло несколько секунд. Потом Киндерман неуверенно повернулся и, с хитринкой в глазах, предложил: