Изюм из булки

– У вас? – уточнил я. Я уже перенес вещи в свой новый номер и даже оплатил его, но проснуться еще не успел. Я подумал: может, Рубикс сместил Горбунова…

– У вас? – спросил я.

Кастелянша холодно на меня посмотрела и ответила:

– У вас.

Так произошло отделение Прибалтики от Советского Союза.

«Если победят наши…»

И еще одна история тех дней – точнее, следующего дня. 20 августа 1991 года, когда чаша весов колебалась, и неясно было, чья возьмет, в Чите, под аккомпанемент радиостанции, ведущей прямой эфир с улиц ночной Москвы, один мой приятель сцепился с подполковником КГБ. Тот, разумеется, был за ГКЧП. Упершись друг в друга лбами, они до хрипоты проспорили на чьей-то кухне целый день, поминутно прерываясь на последние новости.

В Москве стреляли. Развязки не было, и они снова упирались друг в друга лбами.

Наконец спор иссяк по причине полной непоколебимости сторон, и, уходя, подполковник сказал… О, как он сказал!

Он сказал: «Запомните! Если победят ваши – этого разговора не было!»

И, подумав, добавил: «Если победят наши – вы ответите за свои слова!»

Финита ля комедиа

Почетный караул от Мавзолея убрали не сразу, и 25 августа 1992 года мне своими глазами довелось увидеть чудо: улыбку на губах кремлевского курсанта при исполнении. То есть он еще стоял у мумии навытяжку, но уже улыбался – и это означало настоящий конец эпохи.

Жизнь, как муравей, проточила свои ходы в этом замшелом дереве.

Отмененный концерт

Конец эпохи оказался гораздо заметнее, чем ее начало.

На сей счет в нашей семье имеется любопытный документ: почтовая открытка, посланная дедушкой моей жены из Москвы родителям, в Тамбов, на Дворянскую улицу, 52.

«Дорогие! – писал семнадцатилетний Володя; занимавшийся по классу скрипки у профессора Пресса. – Сегодня, в среду 25/Х–17 г., выступаю на ученическом вечере с концертом Мендельсона-Бартольди e-moll…»

Через пару дней честный Володя сообщил родителям, что долгожданный концерт двадцать пятого октября не состоялся: в Москве, написал он, в этот вечер случились какие-то безобразия – и даже стреляли…

И то сказать: либо Ульянов-Ленин, либо Мендельсон-Бартольди!

Времена вразвес

Ленин как?

Осиротив своим распадом миллионы людей, Союз Советских оставил о себе кучу немыслимых воспоминаний. Спустя десять лет после гибели этой Атлантиды я стал участником фантастического диалога. Происходил он в сельской части Узбекистана – с милиционером, остановившим нашу машину для проверки документов.

– Откуда? – спросил он.

– Из Москвы.

– Из Москвы? А город какой?

– Да Москва же, – отвечаю. Последовало грандиозное уточнение.

– Где ЗИЛ?

– Где ЗИЛ.

– Работал там, – сообщил узбек. – «Выхино» метро есть?

– Есть.

– Жил там. Общежитие… – пояснил он и, помолчав, спросил главное. – Ленин как?

– Спасибо, – ответил я, – ничего.

– Лежит?

– Лежит.

Милиционер удовлетворительно поцокал и отпустил, не проверив документов. Кажется, это называлось: единство советского народа…

Тревожный сигнал

Лето девяносто четвертого. Еду по Москве в троллейбусе, читаю «Спорт-экспресс». Передо мной сидят два северных корейца – синие пиджаки, значки с Ким Ир Сеном… А его аккурат в это время по Пхеньяну лежачего возят, помер он.

И вот, значит, один кореец вежливо так трогает меня за рукав и спрашивает – что бы вы думали?

– Бразилия?

Я не понял, говорю: чего? Он повторяет:

– Бразилия? – И пальцем в мою газету тычет. А накануне как раз чемпионат мира по футболу закончился.

Я говорю: Бразилия, Бразилия! Он тогда широко улыбается и второго корейца локтем в бок: мол, что я говорил! И они начинают оживленно лопотать про футбол.

Вместо чтоб скорбеть.

Кажется, идеи чучхе в опасности.

«Бактерии не ошибаются…»

Есть такое древнее китайское проклятье – пожелание жить в эпоху перемен. Тяжесть этого проклятия многие россияне испробовали на себе, но есть люди, которых не выбьет из седла никакой поворот исторического сюжета.

Главного редактора газеты «Московский комсомолец» г-на Гусева я помню с начала восьмидесятых. В ту пору он был товарищем Гусевым, ответственным организатором международного отдела ЦК ВЛКСМ; был гладко выбрит, носил пиджак со значком «Член ЦК ВЛКСМ» на лацкане и был сильно озабочен реализацией решений очередного Пленума партии.

Над его головой в редакторском кабинете висел тканый коврик с изображением Владимира Ильича – дар какого-то среднеазиатского комсомола.

Потом началась перестройка, и Павел Николаевич пошел колебаться вместе с линией партии. Наконец, году эдак в восемьдесят девятом, мой приятель, работавший в ту пору в «МК», задумчиво сообщил при встрече:

– Знаешь, кажется, перестройка победит…

– С чего ты взял? – поинтересовался я.

– Да вот, – ответил приятель, – Гусь после отпуска вышел на работу – в бороде и джинсах! Такой стал демократ-демократ…

Тут следует заметить, что значок «Член ЦК ВЛКСМ» слинял с гусевского пиджака на каком-то предыдущем повороте.

– Гусь – он ведь зря не меняется… – глубокомысленно заметил приятель.

«Гусь» менялся не зря: прогрессивное крыло в ЦК победило.