– И вот, – рассказывает Володин, – я стою в трусах в коридоре и читаю: «Дорогой Александр Моисеевич! Вы зпт выдающийся российский драматург зпт автор пьес и сценариев к кинофильмам двтч фабричная девчонка зпт пять вечеров зпт…»
– Представляете? – сказал Володин. – Президент России с утра напомнил мне, кто я!
Виктор Петрович Астафьев
Мой приятель, журналист Георгий Елин, работая над материалом об Астафьеве, с классиком подружился. И как-то раз Виктор Петрович позвал его в гости к своему приятелю, там же, в красноярской Овсянке…
– Но только, – предупредил Жору Виктор Петрович, – ты при нем плохо о евреях не говори. Он их любит отчего-то.
(Астафьев был, как видно, толерантный человек – и был способен на дружбу с человеком, который любит евреев.)
На астафьевское предупреждение Жора Елин среагировал вполне честно.
– А чего мне плохо о них говорить – я к ним нормально отношусь.
– Да ну! – не поверил классик такой концентрации юдофилов в Овсянке – и, по словам Жоры, даже задумался.
– Виктор Петрович, – сказал Жора, осторожно ступая на заминированное поле. – Ну, смотрите: вот, например, Бакланов… Хороший человек?
– Гришка? – переспросил Астафьев. – Гришка человек золотой!
– Ну, вот видите, – сказал Жора. – А ведь он – еврей! И тут классик, что называется, закрыл тему.
– Гришка, – возразил он, – такой хороший человек, что даже не еврей! … –
Соборное отчество
На семидесятилетнем юбилее Райкина замминистра культуры, вышедший с поздравлениями от правительства, упорно называл юбиляра Аркадием
Реплика
Аркадий Райкин, что не редкость в актерском цеху, был необычайно ревнив к чужому успеху – вплоть до того, что отбирал роли у партнеров по сцене. Иногда – целиком, как в случае со знаменитым «Авасом», игравшимся аж в трех вариантах: сначала Карцевым и Ильченко, потом Карцевым, Ильченко и Райкиным, а потом – Карцевым и Райкиным, уже без Ильченко.
А иногда художественный руководитель театра миниатюр просто откусывал у сослуживцев самые сладкие реплики. Рассказывают, что однажды он попросил легендарную костюмершу Зину…
Впрочем, тут самое время отвлечься и рассказать, почему эта Зина – легендарная; точнее – как она легендарной стала. А стала она ею в одночасье, не пустив в райкинскую гримерную министра культуры Демичева.
Тот в антракте решил посетить артиста, а артист в это время лежал на кушетке с привычной таблеткой валидола во рту. И Зина Демичева в райкинскую гримерную не пустила. Сказала: он отдыхает. Ей напомнили: это министр культуры! И тогда Зина произнесла фразу, немедленно сделавшую ее легендарной.
Она Сказала:
– Министров много, а Райкин один.
И встала в дверях, как триста спартанцев. И Демичев вернулся в свою ложу.
Но вернёмся к истории об отнятых репликах. Однажды перед самым спектаклем Райкин попросил Зину позвать к нему в гримерную артиста N. (допустим, звали его Сережа).
– Сережа, – сказал ему Аркадий Исаакович, – какой у тебя там текст?
– Где? – уже чуя недоброе, уточнил артист. В такой-то миниатюре, ответил Райкин. Сережа сказал текст.
– Как-как? Еще раз… Сережа текст повторил.
– Ага, – сказал художественный руководитель. – Сережа, давай сегодня я это скажу.
– Аркадий Исаакович, – взмолился артист. – Но у меня только одна эта реплика и есть! И потом, зрители так смеются…
– Сережа, – тихо уточнил Райкин. – А ты думаешь, у меня смеяться не будут?
Педагогическая поэма
Юный Константин Райкин, будучи человеком и темпераментным, и литературно одаренным, вел донжуанский дневник. Записывал, так сказать, свои впечатления от начинающейся мужской жизни.
По всем законам драматургии, однажды Костя свой дневничок забыл, в раскрытом виде, на папином рабочем столе – и, вернувшись из института, обнаружил родителей, с интересом изучающих эту беллетристику.
– Да-а, – протянул папа. – Интересно… Я в твои годы был скромнее, –– сказал он, чуть погодя.
– Ну, ты потом наверстал, – заметила мама, несколько испортив педагогический процесс. Но педагогический процесс только начинался: Райкин-старший вдруг сменил тему.
– Знаешь, Котя, – сообщил он, – у нас в подъезде парикмахер повесился…
Котя не сразу уследил за поворотом сюжета:
– Парикмахер?
– Да, – печально подтвердил Аркадий Исаакович. – Повесился парикмахер. Оставил предсмертную записку. Знаешь, что написал?
Райкин-старший взял великую педагогическую паузу и, дав ребенку время сконцентрировать внимание, закончил:
– «Всех не перебреешь!»
– Но стремиться к этому все-таки надо! – смеясь, добавляет сегодня Райкин-младший, рассказывая эту поучительную историю…
Такая работа
Однажды на кинофестиваль «Кинотавр» привезли живого Майкла Йорка. Неподражаемый Тибальт, уже совершенно седой, в белом полотняном костюме, стоял на лестнице у веранды летнего кафе, принимая признания в любви.