Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)

Днем у главнокомандующего, генерал-полковника фон Клейста, которого я нашел озабоченно склонившимся над картой. Хорошо, что прямо из рыночного переполоха я шагнул сюда, в центр происходящего. Ситуация для главнокомандующего чрезвычайно упростилась. Эта ясность носила, однако, демонический характер. Частные судьбы исчезли из поля зрения, присутствуя в то же время незримо в виде сгустившейся, невыносимо давящей атмосферы.

В соседней комнате офицер-связной протянул мне телеграмму; отец тяжело болен. Одновременно распространились слухи, что сообщение с Ростовом прервано. Случайно я встретил старшего лейтенанта Краузе, с которым мы связаны по прошлым распрям, особенно со времени тайного заседания в Айххофе. Он ожидал самолет из Берлина и предложил мне вернуться вместе с ним. Пока мы об этом говорили, начальник отдела кадров при главнокомандующем сообщил мне, что в курьерском самолете, вылетающем завтра утром из Армавира, оставлено место для меня. Машина идет туда через два часа.

Киев, 9 января 1943

Возвращаясь, живо вспоминал отца. Я не видел его с 1940 года, когда после французской полевой кампании отдыхал в Лайсниге. Пару раз я все же говорил с ним по телефону. И вот в безмерной усталости ранних утренних часов я увидел на темном небе его глаза, сияющие и голубые, еще более глубокие и живые, чем прежде, — глаза, какие были у него одного. Я видел их, они, наполненные глубокой любовью, остановились на мне. Когда-нибудь мне удастся отдать ему должное как человеку, соединившему мужской интеллект с сердечной материнской любовью.

В два часа прибытие в Армавир, где я немного подремал на туго набитых почтовых мешках. Сонные секретари разбирали письма и посылки, пока на город падали бомбы. Посреди этой беспокойной дремы я ощущал всю тяжесть ночной стороны войны, непременной принадлежностью которой является бессонница, все эти бесконечные ночные бдения на фронте, на родине, в тыловой службе.

В шесть часов отлет в блестевшей зеленым лаком машине, носившей название «Globetrotter» и управляемой принцем из Кобург-Готов. Через два часа мы перелетели Дон, зеленый, замерзший, покрытый белыми ледяными торосами. На дорогах виднелся поток отступающих колонн. В Ростове мы приземлились на краткий миг на аэродроме, где стаи бомбардировщиков загружались огромными ракетами.

В Киеве я остановился в старом отеле, казавшемся мне теперь очень комфортабельным. Все относительно, Я делю комнату с офицером еще первой мировой войны, прибывшим из сталинградского котла. Кажется, там уже даже аэродромы находятся под прицельным огнем. Они заполнены разбитыми машинами. Обитатели большого лагеря заключенных, запертые там, питались вначале кониной, затем занимались каннибализмом и в конце концов умерли от голода. Котел оставляет след на всю жизнь; его покидают в шрамах, меченными, — быть может, это стигматы будущего возрождения.

Лётцен, 10 января 1943

Днем прибытие в Лётцен, тут же заказал разговоры с Кирххорстом и Лайснигом. В семь часов узнал от Перпетуи, что мой добрый отец, как я и предчувствовал, скончался. В среду его должны похоронить в Лайсниге; итак, я еще успеваю, что меня очень успокаивает.

Как часто в последние дни я подолгу думал о нем, о его судьбе, его характере, его человечности!

В спальном вагоне, 11 января 1943

Хлопоты в Лётцене, где резко похолодало. Вечером отъезд в Берлин. В поезде полковник Ратке, шеф управления армии. Разговор о положении под Ростовом, которое он считает поправимым. Потом о войне вообще. Первые же три оценки выдают сторонника другого лагеря, и разговор вежливо касается общих мест.

Кирххорст, 21 января 1943

Взгляд назад. Во время поездки в Лайсниг 12 января я глядел на лица соседей в вагоне — бледные, неестественно опухшие; такая плоть — приманка для злостных, разрушительных болезней. Большинство дремали, измотанные до крайности.

«Немецкое приветствие», главный знак добровольного принуждения, или принудительной добровольности. Человек совершает его при входе в купе или выходе из него, проявляясь, так сказать, индивидуально. Но окружающие, оставаясь при этом анонимными, не отвечают. Подобная поездка — достаточное поле Для изучения уловок, на какие способна тирания.