— А-ах! — пронеслось по толпе. Кольца оказались у всех на виду — кольца, ожог и шрам. Острая боль пронзила Хвата — он не мог смотреть на Таула. В глазах все плыло, и слезы катились по лицу. Во всем этом виноват он.
Таул обвел глазами толпу. Смешки и издевки смолкли — было в лице рыцаря что-то, требовавшее тишины. Его золотые волосы сверкали в свете факелов, а окровавленное пятно на рубахе казалась эмблемой. Его голос пронизал ночь, изменив ее природу.
— Я себя рыцарем больше не считаю, — тихо сказал он. — Я недостоин Вальдиса.
В этих словах звучали гнев и мука. Толпа глухо роптала, не зная, как вести себя перед лицом этой драмы. Блейз решил за всех. Недовольный тем, что внимание зрителей перешло к рыцарю Таулу, он атаковал.
Прыгнув на рыцаря сзади, Блейз повалил его. Таул выбросил вверх руки и ноги — Блейз отлетел, не удержался на ногах и упал сам. Таул взвился, как барс, и левым коленом с размаху придавил запястье Блейза. Хрустнула кость, и герцогский боец выпустил нож. Таул ногой отшвырнул его подальше и пригвоздил Блейза к земле. Придавив всей тяжестью его ноги, Таул не давал противнику вскочить.
Толпой овладел ужас, смешанный с восхищением, — свист и крики «ура» слышались в равной мере. Хват клялся Борку, что никогда больше не залезет в чужой карман, если Таул выиграет бой.
Нож Таула снижался, близясь к горлу Блейза. Блейз боролся с направляющей нож рукой. Но при сломанном правом запястье видно было, что дело его пропащее. Правая рука Таула, хоть и обожженная, легко одолевала левую руку Блейза.
Когда острие ножа уже коснулось кожи, что-то изменилось. Таул дрогнул. По руке, а потом и по всему телу прошла судорога. Левой рукой он схватился за грудь, отпустив противника.
Воздух дрожал от колдовской силы, и каждый волосок на теле Баралиса поднялся дыбом. Кто-то наводил порчу на золотоволосого бойца. Колдовство разъедало легкие, словно рак. Баралис насторожил свое чутье, ища того, у кого достало глупости пойти на такое.
Он был точно слепец, шарящий среди острых лезвий. Струя была слабая, плохо направленная — ворожил любитель. Баралис шел против течения к источнику. Вот и он: стройная, закутанная в плащ фигура.
Баралис почувствовал, как рыцарь напряг свою волю. Это была осязаемая сила, и судьба поддерживала его. Дух захватывало от подобной мощи. Глубоко в душе Баралиса вспыхнуло опасение. У этого человека с золотыми волосами, который прежде был рыцарем, непростая судьба, и она не позволяет ему поддаться колдовству. Он борется против чар зубами и ногтями. Баралису доводилось слышать о таких людях, когда он был на Дальнем Юге. Говорилось, что их судьбы отражают любое вмешательство со стороны — особенно колдовское. Их еще звали хитниками, но Баралис не мог вспомнить почему.
Рыцарь едва удерживал нож, но не сдавался. Колдун же слабел. Сила напряглась словно натянутая тетива — вот-вот отскочит назад. Хотя человеку в плаще и недостает опыта, он наколдовал достаточно, чтобы ему сожгло всю кожу на лице. От резкого вкуса ворожбы рот Баралиса наполнился слюной. Он пригляделся к чародею. Так мал ростом и хрупок — да это женщина! Любопытство преодолело осторожность, и Баралис сам пустил заряд, с величайшей точностью направив его вдоль чужой струи. Миг спустя фигура в плаще повернулась и посмотрела на него. Крики толпы звенели в ушах, и вкус колдовства стоял во рту. Баралис узнал Катерину Бренскую. Воля рыцаря смертельным ударом отразила чары, и в тот же миг Катерина утратила над ними власть. Баралис, не задумываясь, направил всю свою мощь в пространство между Катериной и рыцарем. Струя лопнула. Баралис слышал, как она щелкнула в воздухе, и бросился наперехват. У него не было времени подготовиться. Отраженная сила налетела на него как буря. Сознание рассталось с телом, и он провалился во мрак.
Хвату стало ясно, что Таул пропал. Блейз опомнился и нашарил свой нож. Взяв его в левую руку, он полоснул Таула по лицу. Таул, скрючившись от боли, успел все же отвернуться, и нож порезал ему ухо. Блейз снова занес клинок для удара. Толпа вопила, подбадривая его. Победа была близка.
И вдруг Таул разогнулся и отнял руку от груди. Взглянул Блейзу в глаза, улыбнулся и одним ударом подсек противнику колени. Тот свалился, и Таул мигом упал на него. Локтем он двинул Блейза в лицо, сломав ему нос. Кровь забрызгала лица обоих. К удивлению толпы, Таул отбросил нож, сжал Блейза за виски и стал бить его головой о землю. Снова и снова голова ударялась о каменное дно ямы, там уже натекла лужа крови. Толпа в ужасе замерла.
Кто-то дернул Хвата за руку. Он оторвался от ямы и оказался лицом к лицу с девушкой, портрет которой таскал при себе.
— Заставь его остановиться! — провизжала она. Все сразу стало на место — она, должно быть, подружка герцогского бойца. Как, однако, польстил ей живописец — в жизни она словно ходячая смерть. Все это молнией пронеслось в голове у Хвата, и он сиганул в яму, словно заправский герой.
Рыцарь, охваченный кровавым безумием, крушил врага. Хват, положив руку ему на плечо, спокойно сказал: