Нашёл подходящую часам к девяти. Многоквартирный дом в районе проживания белых на Харвуд-стрит. Удобная двухкомнатная угловая меблированная квартира на втором этаже. С телефоном, пока записанным на хозяина (в те времена в Далласе еще не ставили телефон в день заказа, хозяин давал свой, беря залог). Платил наличными — тоже нормально для того времени. Выходя на улицу, снова отметил важные места неподалёку — ресторанчики, химчистка, турбюро.
Успел поужинать в местном кафе. Даже посмотрел во время ужина интервью с Давидом Беллом — известным политобозревателем тех лет. Беседу показывали по чёрно-белому телевизору, подвешенному к потолку на больших цепях по тогдашней техасской моде.
За ужином прочёл Texas Observer и наконец-то узнал доступные простым смертным детали покушения. Ощутил даже жалость к погибшему (необычное и неожиданное чувство): уж очень он много дурного сделал для моей родины, а точнее, слишком многого не сделал.
По пути в ФБР пытался сообразить, докладывать ли заместителю Маккона, если сам директор занят или спит. В принципе, из указаний было ясно, что можно связываться только лично с ним, но директору ЦРУ заниматься явочной квартирой как-то не по чину.
Само задание не удивило. Не вызывало сомнений, что речь идет о первом этапе крайне важного направления в расследовании, а небольшие детали, на которые в кинофильмах и романах внимания не обращают, как раз и определяют успех дела.
В новостях мелькали слова «Куба», «Кастро» — из-за Освальда, об аресте которого уже объявили. И я опять изменил мнение: всё-таки кубинский след. Придется работать с соотечественниками, выясняя связи Освальда, его отношения с Кубой. Придется распутывать клубок покушения, в котором видимая ниточка — сам убийца, а за ним стоят десятки, если не сотни лиц, не понимающих, какая на них будет брошена сила, — иначе не осмелились бы покушаться на президента самой мощной страны в мире.
Несомненно, расследование укажет на Фиделя Кастро — политика непредсказуемого, экзальтированного, ради удовлетворения собственного тщеславия готового бросить свой народ в жерло вулкана. Меня поставили на дело из-за знания Кубы и её реалий, ненависти к её тиранам.
Я ошибался. Ошибался так, как никогда раньше и никогда позже. Никогда я не делал столь вопиющих ошибок исходя из имеющихся данных. Никогда так неверно не оценивал обстановку.
И ни разу мне не пришла в голову мысль, что поиск оперативной квартиры — это начало новой жизни, в конце которой я стану одним из тех, кто определяет судьбы человечества.
Позже я часто размышлял, почему именно мне довелось попасть в центр водоворота. Стоило отложить поездку в Даллас или приехать на сутки раньше, и моя жизнь пошла бы иначе. Не будь я в Далласе, то меня бы отсеяли. Не помогло бы даже знание русского, который я учил уже около трех лет, ведь при выборе кандидатуры знанию языков внимания не уделялось.
Наверно, Роберт Кеннеди, в то время министр юстиции, даже не взглянув на моё личное дело, пожал плечами и сказал, что полагается на Маккона. Наверно, слова «находится в Далласе» сыграли решающую роль. Даже не из-за важности того, что я находился в городе, — равные мне по силам коллеги могли добраться до места за пару часов. Всё обстояло проще — этот факт выделил меня из ряда остальных парней с похожими биографиями, с равной степенью надежности, с теми же знаниями и способностями.
Случайность. Случайность, определившая мою судьбу. Случайность, после которой я отказался от принципа разведчика: случайностей не бывает. Любая случайность, это грамотно подготовленная необходимость.
Когда я вновь явился в ФБР, мне не дали войти. Дежурный оператор, взглянув на меня, утвердительно произнес:
— Фуэнтес.
Я кивнул. Дежурный показал на стоявшего поодаль офицера в форме военно-воздушных сил. Тот подошёл, протянул запечатанный конверт и лист для росписи в получении. На конверте среди многочисленных печатей я отметил личный оттиск Маккона.
Отойдя на несколько шагов, вскрыл конверт. Внутри тот был проложен черной бумагой — общепринятая в те времена предосторожность от просвечивания.
Всего одна страница машинописного текста, по прочтении которого мне стало не по себе. Прочитал второй раз, третий. Затем, в соответствии с указаниями, изложенными в последней строчке текста, попросил дежурного показать место, где я мог бы письмо сжечь.
Сжёг. Попрощался и вышел из офиса.