А мой? Маленький совсем и беззащитный? И Маша сейчас не рядом. В груди сжимается ещё сильнее и накрывает отчаянием и сожалением.
Могло бы быть всё совсем по-другому, если бы не я не сорвался. И тут мы оба виноваты.
Если бы Машка не скрыла беременность, возможно, это не стало бы для меня таким шоком, и я не натворил глупостей, которые потом нарастали снежным комом. Но теперь уже какой смысл искать виновных? Нужно исправлять то, что ещё можно исправить.
Через минут двадцать медсестра возвращается с другой женщиной-врачом, чуть помоложе.
– Вот, это Елена Дмитриевна, врач-неонатолог.
– Здравствуйте, – встаю я.
Врач ведёт меня по коридорам, попутно рассказывая о состоянии ребёнка. Я не всё понимаю, но улавливаю главное: малыш немного недоношенный, но в целом вполне крепкий и здоровый. Сейчас находится в боксе для недоношенных детей и пробудет там какое-то время.
– Я могу его увидеть? Пожалуйста? – кладу в карман врача ещё пару купюр.
– Хорошо, – соглашается она. – Подождите меня здесь, сейчас вынесу вам маску и халат.
И вот через десять минут я уже стою у прозрачного бокса, растерянно рассматривая крошечное существо внутри.
– Я оставлю вас, – тактично сообщает врач. – Вы ничего не трогайте, пока можно только посмотреть.
О чём она, трогать… Нет, я бы точно не решился. Это что-то слишком хрупкое, нежное…
Подхожу ближе. Боже. Он же чуть больше моей ладони. Такой маленький, красный, сморщенный человечек…
Сердце колотится в горле, внутри меня смятение. Вдруг малыш взмахивает маленькими ручками, поворачивает голову, открывает мутные глазёнки.
Он смотрит прямо на меня…
И что-то происходит внутри. Очередной мощный взрыв, захлёстывает нежностью, желанием защитить, прижать покрепче… любить…
Похоже на то, как я в Машку втрескался. Сразу и навсегда…
Рассматриваю малыша новым взглядом. Страшненький, но… Уверен, это только пока. Волосы, как я и предполагал, тёмненькие, а глаза светлые. Мамины будут глаза.
Лишь бы она теперь выжила. Ты ведь обязана выжить, малышка. Ты ведь так хотела сына. Вот он, лежит, смотрит на меня. И ты обязательно должна его увидеть. И не просто увидеть, а воспитать, окружить его своей чистой, искренней любовью, теплом, лаской.
В глазах становится влажно, вдыхаю отчаянно, пытаясь взять себя в руки.
– Папочка, пора, – заходит врач.
– Да, да, – голос не слушается от накативших эмоций. – Ещё минутку и я пойду…
У меня там много дел… Пусть только мне скажут, что Маша выживет… И тогда я со всем справлюсь.
– Пока, мой маленький, – шепчу онемевшими губами. – Ты не бойся ничего. Папа обязательно вернётся. И мамочка твоя скоро поправится и тоже придёт.
Глава 12.
Врача, который оперировал Машу, удаётся найти далеко не сразу, но на помощь приходит уже прикормленная мною медсестра, вытаскивает доктора из какого-то неприметного кабинета. Мужик немолодой, явно уставший.
– Вы муж Марии Филатовой? – хмурится.
– Да. Как она? – жду ответа с колотящимся сердцем.
– Скажу честно, не слишком хорошо, – потирает глаза врач. – У неё была остановка сердца во время операции. Еле завели.
Боже! Лицо моё немеет от этой новости.
– И? – воздух застывает в лёгких, сжимаю вспотевшие от волнения ладони.
– Она пока не пришла в себя, насколько мне известно. И шансы на то, что ваша жена вернётся к жизни туманные, скажу прямо. Во время остановки мозг не получает кислород, это может иметь различные тяжёлые последствия.
Дальше он объясняет всё сложными медицинскими терминами, непонятными диагнозами. Из всего этого я понимаю только то, что жизнь Маши сейчас поддерживают аппараты, а сможет ли она очнуться, никто не берётся прогнозировать.
Внутри меня всё дребезжит от его слов.
– Но нужно надеяться, – добавляет врач. – Ребёночка мы спасли, с ним всё хорошо.
– Да, я видел сына, – сглатываю тяжело.
Хочется схватить врача за грудки и потребовать более конкретных ответов, но я понимаю, что он не сможет их дать.
– Всё в руках Божьих, – философски выдаёт он.
– Я хочу её увидеть, – хриплю, борясь с эмоциями, разрывающими изнутри.
Вижу, врач собирается отказать.
– Пожалуйста, – хватаю за руку, смотрю в глаза, не пытаясь скрывать бурю, которая творится у меня внутри. – Я щедро отблагодарю.
– Хорошо, – тяжело вздыхает он. – Пойдёмте. Пущу вас буквально на пару минут.
На входе в реанимацию выдаёт мне новый халат, маску, ведёт по унылым коридорам.
– Вот здесь, – отрывает одну из дверей.
Мы попадаем в небольшой тамбур, отделённый от основной палаты стеклянной перегородкой.
– Постойте, посмотрите, дальше нельзя.
Выходит, а я прилипаю к стеклу.
За ним моя Машка. Узнать её практически невозможно. Она такая маленькая, бледная, беззащитная на этой огромной кровати. Какие-то трубки закрывают её восковое лицо. Единственное, что осталось от неё прежней – светлые, пшеничные пряди, выбившиеся из-под больничной шапочки. Рядом пугающие приборы, пищащие равномерным раздражающим звуком.
– Машка, – шепчу беззвучно.