— Знаешь, Поттер, если ты опять собираешься опоздать, я тебя ждать не буду.

— Ну, Драаако!

Гарри поспешно завязывал галстук, он терпеть не мог, когда Драко сердился. Последний прием в Министерстве, и потом долгожданный отпуск. Когда они наконец-то будут с Малфоем только вдвоем.

Красный узел съехал куда-то набок, и Драко, не выдержав, подошел к нему, начиная завязывать сам.

— Ну что за придурок? Даже галстук сам завязать не способен.

Его брови сердито нахмурились, но глаза были по-прежнему теплыми, а пальцы — предельно нежными.

Гарри перехватил его руку своей:

— А давай никуда не пойдем? Останемся дома. Я так по тебе соскучился, Драко.

Последнее время у него были сплошные приемы, благотворительные вечера и заседания в Министерстве. Ему катастрофически не хватало его Малфоя.

Драко качнулся к нему и уперся лбом в его лоб, как всегда любил Гарри. Ему нравилось представлять, как их волосы переплетаются в этот момент — черное с белым, — как и сами они сплелись воедино вместе с Малфоем.

— Поттер, ну, потерпи. Осталось недолго. И потом я буду тебя любить так, как ты только захочешь.

Гарри с трудом улыбнулся. Столько лет они уже вместе, а он по-прежнему обожает его с какой-то болезненной верностью.

— Ты обещаешь?

— Я обещаю.

Гарри протянул к нему руку, запуская ее в любимые шелковистые волосы, но неожиданно его рука ушла в пустоту.

— …Гарри? Гарри!

Так и не придя в себя, Гарри непонимающе смотрел на тормошащую его Гермиону.

— Ты обещаешь? — пробормотал он.

— Гарри, ну что обещаю? У нас сейчас Травология. Нам надо идти, — Гермиона энергично подталкивала обалдевшего Рона к дверям кабинета и казалась очень расстроенной. Гарри машинально кивнул, пытаясь найти глазами Малфоя, все еще не понимая, что он находится в Хогвартсе.

А Гермиона, дождавшись, пока Рон отойдет, тревожно посмотрела на Гарри и спросила трагическим шепотом:

— Что, опять?

Гарри только вздохнул и понуро кивнул, окончательно возвращаясь в реальность. Малфоя здесь нет и не будет. Он где-то там, торчит в своих подземельях, строит свою новую жизнь после войны и по-прежнему его ненавидит. А вот Гарри…

Война что-то накрепко повредила в его голове, насылая на него эти видения. Они были настолько реальны и наполнены солнечным счастьем, что Гарри временами казалось, что он теперь живет только в них. По яркости чувств они затмевали нормальную жизнь, и иногда он уже с трудом различал, где реальность. Вот как сейчас.

Гермиона смотрела на него, крепко держа за запястье, и Гарри был ей благодарен. Она словно заземляла его, заставляя существовать здесь и сейчас. Для всех остальных национальный герой оставался героем, — гордостью, символом. И только его подруга знала, что с Гарри все сильно не так. Он даже Рону постыдился признаться. Если бы еще не Малфой. Ну почему это именно он?

Джинни все еще ждала от него предложения, но разве он смел приблизиться хоть к какой-нибудь девушке, если и сам не знал, что увидит в следующий момент? Если его постоянно преследовали серые глаза, белые волосы и призрачная любовь, такая, от которой было совсем по-настоящему больно дышать.

— Если попробовать зелье для сна без сновидений… — Гермиона все еще пыталась искать ответы, когда Гарри окончательно признал свое поражение. — Но сделать так, чтобы ты не уснул…

Гарри кивал, соглашаясь. Он был очень ей благодарен, но давно ни во что такое не верил. Если даже МакГонагалл не смогла…

Ей он тоже сказал, смущаясь, опустив половину правды, и она колдовала над ним целый месяц в надежде избавить его от видений. Но через месяц беспомощно развела руками и сказала, что, возможно, в этом поможет время… Или, может быть, стоит попробовать в Мунго…

Испугавшись участи насовсем утвердиться в правах сумасшедшего, Гарри соврал ей, что видения прекратились, и окончательно впал в тоску, наполовину живя в призрачном мире. И чем дальше, тем больнее ему было из него выходить. А особо болезненным было, что Малфой его по-прежнему ненавидел. При редких встречах мерил Гарри холодными злыми глазами и проходил мимо, нагло задевая плечом и не удостаивая даже кивка. Но даже после такого Гарри с удвоенной силой начинали мучить очередные призрачные картины.

— Я ненавижу тебя, придурок! — смеющийся Драко сидел на постели в россыпи солнечных зайцев и долбил Гарри подушкой, а Гарри закрывался от него одеялом. В последний раз стукнув Гарри по голове, он обессиленно упал рядом с ним. — Не-на-ви-жу. Ты это знаешь? — прошептал Драко ему прямо в губы и вслед за этим сразу крепко поцеловал.

Гарри сделал захват и повалил его на кровать, заводя его руки над головой:

— Не знаю и знать не хочу! Сдавайся, Малфой, ты у меня в плену!

Драко лежал под ним расслабленный, нагретый утренним солнцем, и, даже не пытаясь вырваться, счастливо улыбался.

— Давно уже, ты, придурок.

Гарри нахмурился и легонько встряхнул, изображая злого аврора:

— Как давно? Признавайся!

Драко расхохотался и принялся вырываться:

— С того самого дня, как увидел у мадам Малкин какое-то новое чучело. Пусти, ты меня раздавишь, кретин!