Изнанка

— Изнанка, — пробормотал Борис, вообразив вывернутый швами наружу носок. — Знаешь, Виталь, это похоже на правду. Вот только почему нас вывернуло, а? И главный вопрос: там, с той стороны, хоть кто-то думает над тем, как нас обратно вывернуть?

Виталий искоса посмотрел на Бориса.

— Нам лучше в это верить, Борь. Нам только и остаётся, что верить в это. Ну, или в то, что Боженька нам поможет… А почему нас вывернуло? Хм… это какая-то аномалия. Как в Бермудском треугольнике. Как тебе такое, а? Я же тебе говорил, что Белая Даль странное место.

— «Здесь соприкасаются миры», — процитировал Борис приятеля.

Виталий скорчил гримасу.

— Точно. Вот миры и соприкоснулись. Как вчера сказал Гена: «случилась хрень».

— Боюсь, случится ещё большая хрень, — Борис взглянул на тусклое светило в сером небе. Он с тревогой ожидал наступление сумерек. — Из головы не выходит та собачонка. Ещё эти чёрные силуэты, непонятный сон Капельки…

— Ты веришь, что она действительно видела твою сестрёнку?

— Я не знаю, Виталь, — натужно произнёс Борис. — Не знаю, чему верить. Наверное, верю. Но тут что-то не так.

Виталий фыркнул и развёл руками.

— Да здесь, Борь, вообще всё не так. Куда ни глянь, сплошное унылое «всё-не-так».

— Я имел в виду сон Капельки.

— Она уверена, что это не сон. И я в этом уверен, — твёрдо заявил Виталий.

Борис долго молчал, потом изрёк едва слышно, словно обращаясь к самому себе:

— Зоя исчезла много лет назад, и я свыкся с мыслью, что она мертва. Слишком свыкся. Да, Капелька видела её живой и не повзрослевшей, но… Ну не могу я просто взять и поверить, что Зоя жива. Очень хочу, но не могу. Это даже как-то подло с моей стороны. Если Зоя жива, то где она, чёрт возьми? Вокруг ведь только чёрный песок, пустыня.

— Но ночью что-то происходит, — резонно заметил Виталий. — Возможно, когда стемнеет, мы получим кое-какие ответы.

Борис мрачно поглядел на приятеля.

— А ты не боишься этих ответов?

— Очень боюсь, — признался Виталий, — но неопределённость меня пугает ещё больше.

Дальше они шли молча. Процессия сдвинулась впритык к дворам, тем самым сокращая путь. На то, чтобы обойти деревню, понадобилось больше часа. Возле алтаря многие осенили себя крестным знамением, поклонились и произнесли почти дружно:

— Во имя Отца!

Баба Шура вынуждена была признаться, что у неё сильно разболелись ноги и на следующий круг просто не хватит сил. Две женщины тоже заявили, что дальше идти не смогут. Но ведь договаривались сделать три круга? Первый — во имя Отца. Второй — во имя Сына. Третий — во имя Святого духа. И как же теперь быть? Выход нашёлся. Решили, что неважно, сколько людей выдержат весь путь — ну в самом деле, не тащить же крепким и здоровым на себе измождённых и больных? Главное, чтобы хотя бы несколько человек прошли все три круга, и тогда крестный ход можно считать состоявшимся. А измождённые будут ждать здесь, возле алтаря.

Баба Шура отдала икону Кеше.

— Пройди этот путь за меня, сынок.

Тот с пылом пообещал, что пройдёт.

Люди снова двинулись в путь. Это больше походило на траурную процессию, чем на крестный ход. Борис решил, что для него двух кругов будет достаточно. Нет, он не устал, просто надоела эта однообразная ходьба.

Вот и Капелька сошла с дистанции, заявив, что хочет попить берёзового сока. Марина, не желая выпускать дочку из вида, отправилась вместе с ней в зелёный дом. Ещё трое безнадёжно отстали от процессии и, потоптавшись в раздумье, посоветовавшись друг с другом, вернулись к железной дороге.

Когда второй круг был завершён и все громко сказали: «Вои имя Сына!» Борис обратился к Виталию:

— С меня хватит.

Тот, прищурив глаз, почесал бороду, а потом кивнул.

— Да, пожалуй, с меня тоже. Думаю, долг перед обществом мы выполнили сполна.

Валерий с Вероникой хотели было пройти третий круг, но в последний момент передумали — слишком уж устали.

Начавшийся с таким энтузиазмом крестный ход превратился в шествие пятерых наиболее стойких. Третий круг они завершили, когда начали сгущаться сумерки. Дружно сказав: «Во имя Святого духа!» все отправились по домам.

Глава одиннадцатая

— День прошёл, а я всё жив, — буркнул Борис, процитировав слова из песни, которую исполнял Анатолий Крупнов.

— Кстати, я засёк, — сказал Виталий, — день тут длится десять часов, как и ночь.

Они сидели за столом на веранде. Виталий курил трубку, Борис лениво водил ложечкой в кружке с почти допитым чаем.

Сумерки полностью скрыли горизонт. Недвижимое светило в небе достигло предела тусклости. Из дома иногда доносился звонкий голос Капельки. После ужина Марина с дочкой и Валерий с Вероникой собрались в гостиной и теперь о чём-то разговаривали в свете керосиновой лампы.

Борис одним глотком допил чай и уже собирался отправиться в дом, но вдруг застыл, едва поднявшись с лавки.

Шелест. Снова этот звук, словно сухая листва шуршала.

— Кажется, начинается, — поморщился Виталий.

Борис подумал, что лучше бы он молчал. Приятель произнёс эти слова так обречённо, будто с жизнью прощался.