Изнанка счастья

Вот и Марсель думала о ней, о бренности. Думала, как быстро годы идут. И ничего в этой жизни с годами не меняется. Потом вспомнила, как приехала сюда с Леней в первый раз… Как давно это было, страшно вспомнить! И ничего, ничего с тех пор не изменилось…

Хотя нет, изменилось, конечно же. Она сама изменилась. То есть изменила. Обманула. Предала. И сейчас тоже обманывает. И вовсе не имеет права лежать на этом топчане, и вспоминать не имеет права. И глядеть из-под ветвей на мирную картину, которая разворачивается во дворе – как Ваня рубит дрова для бани, как Леня колдует над мясом для шашлыка, как Ира несет из теплицы полную миску пупырчатых огурцов… А вот все остановились, повернули головы к воротам, и у всех такие приветливые лица… Наверное, это Олег Зиновьев подъехал. Ну да, точно, он… Надо бы встать, тоже пойти, поздороваться. Давно не виделись, не совпадали совместным гостеванием.

– А ты изменилась, Марсель, – заявил Олег, когда все вновь разбрелись по своим делам и они остались вдвоем на веранде.

– Ты тоже изменился, Олег… – пожала она плечами, с улыбкой на него глядя. – Все мы с годами меняемся, старше становимся. И что с того?

– Да нет, я не про возраст.

– А про что?

– Даже не знаю, как объяснить. Ты другая совсем стала. Будто не ты здесь сидишь, а какая-то другая женщина, внешне очень похожая на тебя.

– Да ну, не сочиняй…

– Правда, правда. Но все равно я тебя люблю, даже такую.

Марсель молча разглядывала свои руки, лежащие на перилах, и старательно делала вид, что не слышала последней фразы. Но Олег повторил настойчиво:

– Ты ведь помнишь, что я тебя люблю, Марсель?

– Нет, не помню.

– Да ладно… Все ты прекрасно помнишь. И вообще, я сейчас не о тебе говорю, а о себе… Можно я немного поговорю о себе, не будешь сердиться? Ведь иногда можно просто поговорить о себе?

– Но ведь ты не о себе хочешь…

– Почему же? Как раз о себе. О своих чувствах. И не ты виновата, что чувства мои связаны с тобой. Но я столько времени запрещал себе думать о тебе, что могу позволить сейчас небольшое послабление, правда?

– Олег… Может, не надо, а? Ну зачем ты… К чему это все…

– Молчи, молчи лучше. Я же не требую от тебя ничего. Я ж объясняю, что запретил себе даже думать в этом ключе, потому что моральные заслоны не давали, черт бы их побрал. Потому что ты – чужая жена. И не просто чужая жена, а жена друга моего отца. Но знаешь, я часто стал сомневаться в последнее время в правильности этих заслонов, этих запретов… И сейчас, когда тебя увидел, вдруг подумал – дурак я, убогий кретин! Знаешь, кто такой кретин? Если не с медицинской точки зрения, а с обиходной?

– Ну?..

– Кретин – это человек, не умеющий расставить по местам важные для себя приоритеты. Который ненужное видит нужным, а нужное – ненужным. Получается, что он сам себя дурачит, правда?

– Не знаю, Олег. Не берусь судить.

– А ты и не суди, ты слушай. Я тебя любил и сейчас люблю, но я не стал тебя добиваться из-за этих кретинских моральных принципов. И что же теперь получается, а? Не идиот ли я в самом деле?

– Да что, что получается-то, Олег, я не понимаю!

– Да ладно, все ты понимаешь. Ведь у тебя кто-то есть, да? Ты любишь кого-то?

– Я мужа люблю, Олег. И вообще, мне ужасно не нравится весь этот разговор, и ты не имеешь права задавать мне подобные вопросы!

– Да, я не имею права задать вопросов. Но и ты не ври, не любишь ты мужа. И никогда не любила.

– Да с чего ты взял?!

– Наверное, я слишком хорошо тебя чувствую. Интуиция в этом случае никогда не обманывает. Но не в этом дело, Марсель, не в этом… Моя беда в том, что я опоздал со своими прозрениями, вот в чем дело! И надеяться мне не на что. Ты ведь уже любишь того, который… Который плевал на все принципы и приоритеты… Любишь его, правда?

– Господи, да с чего ты взял, что я?!

– У тебя другие восклицания в запасе есть?

– Да какие еще восклицания…

– Такие. Значит, все-таки любишь… Я и не сомневался. Влюбленную замужнюю женщину сразу видно, по особенному страданию в глазах, оно и горькое и сладкое одновременно. И хочется, и колется, и хорошего мужа обидеть нельзя, ведь так?

– Олег, перестань говорить всякую чушь. В конце концов, это даже звучит оскорбительно. Я обижусь, Олег! И я не хочу больше с тобой разговаривать, понятно?

– Понятно, понятно. Понятно, что мне не светит. Опоздал я. Всему свое время… И все же, Марсель… Почему?! Почему я ничего не предпринял, когда впервые тебя увидел? Ведь я сразу тогда понял, что люблю… Почему я поддался этому пресловутому «нельзя»? Ведь невозможно прожить всю жизнь так, чтобы никому не причинить горя! Нельзя жить по правилам, надо просто жить и совершать поступки! Подходить к краю обрыва и падать. И не бояться разбиться! Потому что когда долетишь до дна, обязательно оттолкнешься ногами и полетишь вверх, и будешь счастлив.

– А если все-таки разобьешься, Олег? Ты никогда об этом не думал? Если не удастся оттолкнуться ногами, упадешь и разобьешься?