Итак, бурятская интеллектуальная элита полагала, что национальная школа – это прежде всего инструмент культивирования родного языка. Отсюда вытекали такие принципы ее организации, как «обеспечение школ преподавательским бурятским составом» и «проведение организационных мероприятий, направленных к изжитию смешанности национального состава учащихся» [711] . Полиэтничность школы (как в отношении учителей, так и учащихся) расценивалась как «явление ненормальное» именно в контексте языковой проблемы, ведь «реализация родного языка в смешанном классе делается неразрешимой, так как учитель неизбежно должен давать объяснения русской части учащихся на русском языке» [712] . Если же учителем является представитель русского этноса, то «произойдет неизбежная русификация, которая противоречит основному принципу национальной школы» [713] . Последний аспект национализации образования был достаточно актуален, поскольку бурятские школы были «обеспечены бурятским составом учителей далеко не полностью, только на 79 %… школы повышенного типа обеспечены бурятским составом еще меньше, не более 25 % общего количества учащих» [714] . Предложенная на первом национально-культурном совещании программа предполагала достижение полной национализации бурятской школы, то есть превращения бурятского литературного языка в основной, и «изжития этнической смешанности» примерно к 1930–1931 годам [715] .
Итак, бурятская национальная школа выступала в роли важнейшей структуры, которая, с одной стороны, должна была интегрировать весь бурятский этнос и, с другой стороны, обучать индивида, прежде всего через язык, специфическим практикам этнически окрашенного поведения в обществе.
В контексте национально-культурного строительства рассматривалась и проблема
В рамках концепции «национально-культурного строительства» было также уделено некоторое внимание проблеме адаптации бурятского этноса к социально-экономическому и культурному окружению. Участники совещания осознавали, что «бурятский народ политически, экономически и культурно связан с русским народом, с советской государственной политикой, экономикой и культурой» [723] . В силу того, что Бурятия является «в политико-экономическом отношении частью единого СССР», она «и в культурном строительстве должна использовать русскую науку, средние и высшие учебные заведения для подготовки квалифицированной рабочей силы и т. д.» [724] . Поэтому подчеркивалась «необходимость знания русского языка для граждан бурятской национальности» [725] . И, соответственно, делался следующий вывод: «Русский язык должен получить вполне устойчивое положение в бурятской национальной школе, так как необходимость удовлетворения изучения русского языка вызывается экономическими, политическими и культурными соображениями» [726] . Таким образом, знание русского языка рассматривалось в качестве необходимого условия для повышения уровня социальной мобильности бурят в контексте социокультурной модернизации советского общества.