Изумрудные зубки

– Не открою, – тихо сказала Таня. – Не открою, потому что боюсь. У всех «наших» есть ключи от квартиры. – Она снова начала тереть подоконник, поглядывая в окно.

Во дворе, перед мольбертом стояла Татьяна и рисовала какую-то сказочно-красивую чушь: темный лес, серый волк, желтый месяц и Иван-царевич в обнимку с девицей вполне современного вида. Девица была в короткой юбке, в топике, с серьгами-кольцами и татуировкой на плече. Зачем было выходить во двор, чтобы изображать такую невероятную ерунду, Таня не понимала, это вполне можно было сделать, не выходя из квартиры.

В дверь опять постучали, потом позвонили. Таня яростно терла и терла заляпанный подоконник. Завтра она позвонит Софье Рувимовне и выпросит еще две недели отпуска за свой счет. Роскошь недопустимая в самом начале учебного года, но директриса, раз уж начала играть в благородство, согласится, никуда не денется.

Страшно выходить из квартиры! И даже находиться тут страшно. Нужно посоветовать вешалке не высовываться больше во двор, а «черную» дверь заколотить наглухо. Вдруг тот, кто сейчас звонит, додумается зайти со двора?..

– Таня! – крикнула Таня в открытую форточку, но Татьяна даже не обернулась, увлеченно выписывая что-то на полотне.

Входная дверь хлопнула. Он неожиданности Таня заскочила с ногами на подоконник.

– Сычева, ты? – срывающимся от страха голосом крикнула она.

На кухню зашел улыбающийся во весь рот белобрысый пацан. Имя его Таня не помнила, только фамилию – Попелыхин. В руках Попелыхин тащил большую корзину с белыми розами.

– Вот, – поставил он корзину у печки. – Какой-то лысый дядька нам поставил под дверь, а сам укатил на огромной квадратной машине! – радостно сообщил парень. – Тут роз одних тыщ на двадцать! Или двадцать пять. Плюс корзина рублей на триста потянет. Раз, два, три, пять, десять... – начал он тыкать пальцем в благоухающие бутоны.

– Не тронь! – Таня слезла с подоконника и отстранила Попелыхина от букета. – Это мои цветы, моя корзина, мой Флек и мой Вася на «Хаммере».

Само собой, в дебрях колючих стеблей лежала записка.

– Уйди, – попросила Попелыхина Таня, который тотчас же сунул свой нос в бумажку, едва она ее развернула.

– Ой, вы что, миллионера себе подцепили? – всполошился веснушчатый парень и зажужжал над ухом, как надоедливый голодный комар: – Миллионера, да? А зачем тогда в этой дыре живете? Цену себе набиваете? Ой, правильно делаете! У нас в Болотном тетка одна директора рынка себе отхватила, так месяц потом всех соседских свиней финиками кормила, которые он ей ведрами присылал! Но близко она к себе директора этого не подпускала, гордость показывала. Так он женился потом на ней, а ведь сначала только поразвлечься хотел! Она к нему в кирпичный дом с автоматическими воротами переехала и правильно сделала, потому что свиньи соседские от фиников все передохли, и соседи ее побить хотели!

– Заткнись! – прикрикнула на Попелыхина Таня и закрыла уши ладонями.

– Напрасно вы на меня так орете, – надулся тот и часто-часто заморгал рыжими ресницами. – Я, между прочим, времени зря не терял, съездил в одно местечко и раздобыл специальную программулину для подбора паролей. С ее помощью я собираюсь ваш диск распаролить, а вы на меня орете, словно я ...

– Господи, замолчи.

– Мне так мамка всегда говорит, «господи, замолчи!», будто это я – Господи. Слушайте, а вам розы ведь уже не нужны? Давайте, я их продам по сто рублей за каждую у киоска! И корзину продам! Чего она места так много тут занимает? А деньги я на продукты потрачу, кофе там, чай, соль, сахар, крупы, фиников, опять же куплю, свинины. Розами же вашими не пообедаешь, да и завянут они уже к вечеру. Вы миллионеру своему скажите, пусть деньгами в следующий раз дает, а не розами...

– Да забирай ты корзину, цветы забирай, и проваливай в свою кладовку! Проваливай с глаз долой!

– Ой, ну какая вы вспыльчивая! Прямо как завхоз Мошкина из средней школы номер четыре. У нее когда новую лампочку взамен сгоревшей попросишь, она так и орет: «Проваливай с глаз долой!» Вы не завхоз случайно?

– Нет, я не Мошкина. – Терпение у Тани лопнуло, она сняла с крючка на стене половник и, замахнувшись им, пошла на Попелыхина.

– Стойте, стойте! – Попелыхин попятился к выходу, прикрывая руками голову. – Я знаю, что порой бываю несносен! Меня мать колотила и за половину того, что я здесь сказал! Дайте мне к Таньке во двор пройти, она ж для меня полотно пишет! «Иван-царевич и Серый Волк похищают Бритни Спирс под покровом волшебной ночи» – так картина называется! Я продавать ее буду! Вместе с розами!!

Таня отбросила поварешку, зажала руками уши и убежала в комнату, ставшую теперь ее «домом».

Присев на кровать, она пробежала глазами записку.

«Кажется я вчера перебрал.

Голова трещит и немножко стыдно за тот петушиный задор который со мной приключился при виде тебя и твоих замечательных веселых подруг.

Каюсь!

Но только если начать все сначала я повторил бы и виски в ресторане и налет на Некитай и половецкие пляски до утра в ночном клубе.

Здорово что ты позволила довезти тебя до нового места твоего обитания.