Изувеченный

Только никакого удара и нападения не последовало. Клер только видела, как он бессильно уронил руки, а в следующий момент его уже поглотила темнота. Густая тьма была как чернила, разлитые кляксой по идеальному рисунку. Красивые черты сгинули во мраке. У Клер осталось только ощущение того, что минуту назад рядом с ней был ангел. Почему-то память силилась сохранить лишь его лицо, а не жуткие искореженные пальцы в перстнях. Как глупо и жутко.

Клер поднесла руку ко рту, чтобы не закричать. Звуки дождя с улицы уже не доносились. Над всем смыкалась ночь, глухая и неприступная. Никто больше не стучал в двери ее дома. Никакой монстр больше не прятался за стеллажом. Или так только казалось? Возможно, спокойствие было чисто воображаемым. Но оно было. Лучше жить и не подозревать, что в твоем доме обитают призраки.

Иногда раскрытие тайны ни к чему хорошему не ведет. Вот почему Клер не любила читать детективы или играть в игры с каламбурами и загадками. Иногда лучше, чтобы тайна оставалась сокрытой за семью печатями и замками. И горе постигнет того, кто эти печати попытается сломать.

– Я не хочу ничего знать, – сказала Клер весело трещащему в камине огню и тем странным картинкам на тему пыток, которые он порождал в ее сознании. Теперь даже с закрытыми глазами она уже не могла избавиться от этих фантазий.

«Ты любишь смотреть на ангелов?» – Его вопрос все еще звучал в ее сознании.

Да, она любила. Он как будто всегда знал о ее страсти. О разглядывании фресок в церквях, когда Клер чувствовала себя так, будто беззаконно подглядывает в замочную скважину рая. С самого детства, смотря на изображения красивых сверхъестественных существ, она ощущала себя преступницей, подглядывающей тайком за жизнью другого мира и желающей выудить из этого мира кого-то, кто должен достаться ей самой.

Так можно ловить на рыбацкий крючок русалку. Клер сама усмехнулась этой мысли. А потом вспомнила, как у нее дрожали поджилки при взгляде на величественные фрески в соборе. Ей казалось, что все замечают ее преступное желание пленить кого-то из подобных существ. Но она могла только их нарисовать и ждать, пока одно из них оживет. Так Дженет ждала на распутье дорог Тамлейна в ночь, когда его можно было отнять у королевы фей. Так и Клер жаждала снова выудить из мрака создание, которое только что к ней приходило. И вместе с тем она его боялась.

Когда видишь ангела, нужно помнить, что сатана тоже был ангелом… Эту истину стоило бы вывести собственной кровью на стене, чтобы никогда не забывать. Но иногда так хотелось забыть и плениться моментом.

Клер чувствовала себя так, будто только что выпустила джинна из бутылки и он теперь затаился изумрудным дымком где-то в доме, чтобы тайно за ней наблюдать. Чтобы искушать и вредить. Клер вспомнила столы, ломящиеся от фруктов и драгоценных камней, как из рога изобилия. Вспомнила трупы и цветы. Отвратительные яства из плоти. Черные свечи, сочащиеся кровью вместо тающего воска. Ветви мирта за окном. Русалок в каналах. Розы на могилах. Инструменты для пыток в мастерской. И голос, учтиво шепчущий ей:

– Чего ты пожелаешь?

Выбор был большим. Только она знала: то, чего она действительно желает, стало слишком видоизмененным. Слишком непохожим на то, каким она его захотела.

Глава 17. В мясной лавке

Зеркало в старинной золоченой раме отражало красивое ожерелье у нее на горле. Клер потянулась к шее и нащупала рукой нитку крупного жемчуга. Гладкие отполированные жемчужины плотно прилегали друг к другу, образуя подобие белой гусеницы. Только каждая жемчужина в ее сплошном теле была отдельным свидетельством чьей-то смерти. Смерти устрицы, из которой ее извлекли. Из каждой по жемчужине. И получились целые бусы. Изумительное смертоносное великолепие.

Чьи-то пальцы очень давно застегнули это ожерелье на ее шее. Или это было только во сне, но голос звучал до сих пор.

– Носи и помни, что у триумфа не бывает допустимых границ.

Слова сопровождали подарок. И почему-то они были неприятными. От них веяло таким же могильным холодом, как и от жемчужин, каждая из которых символизировала чью-то смерть.

И все-таки Клер не хотела снимать ожерелье. Даже на миг. Оно было ей очень дорого. Не в смысле его денежной цены. Вовсе нет. В нем было сокрыто нечто такое, что она оценила бы дороже, чем собственную жизнь. Например, если бы на темной улице на нее напал грабитель с ножом, она бы скорее подставила свою шею под нож, чем позволила срезать с нее ожерелье. Вместе с тем с любыми золотыми безделушками со своих пальцев или дорогими сережками она рассталась бы запросто. Ценен был именно жемчуг. Почему-то…