Изувеченный

Клер с отвращением поморщилась при мысли об устрицах, из которых его извлекли. Ее с детства тошнило от вида морепродуктов. Особенно от устриц. Хотя чем они так сильно отличаются от креветок или мидий? Разве только тем, что в них может созреть нарост жемчужины. Один раз Клер нашла летом на пляже раковину и хотела забрать ее с собой. Только раковина оказалась двустворчатой и плотно сомкнутой. Клер попыталась раскрыть ее с помощью острого сучка. Каково же было ее удивление и отвращение, когда она увидела, что внутри раковина наполнена какой-то слизистой субстанцией. То была устрица. Только тогда Клер еще не знала, как называется нечто подобное. Зато она надолго запомнила испытанное тогда отвращение. На пляж часто выносило раковины, но Клер больше не подбирала их, потому что помнила о мерзком неподвижном существе, которое, к ее ужасу, оказалось живым и беспомощно ждало смерти от ее сучка.

И конечно же, если бы Клер заранее знала, какая мерзость находится внутри, она бы не стала пытаться открыть ту раковину. Странно, до каких жутких открытий может довести человека желание приобрести красивую вещь. Никогда не можешь точно знать, что за этой вещью скрывается.

Ей лучше было не знать, откуда берется жемчуг, но она знала. И ей вовсе не хотелось заменять его на искусственный. В настоящем жемчуге оставался привкус мертвого моря, тихих глубинных вод, русалочьих напевов и близости кого-то, кто мог всем этим повелевать.

Клер посмотрела в зеркало и еще раз подумала, что расстанется скорее с жизнью, чем с ожерельем. Нитка жемчуга стала частью ее самой. Причем самой важной и неотъемлемой частью.

Недавно Клер купила колечко с жемчужиной и тоже носила его не снимая. Ей нравилось ощущать ободок кольца на руке, когда она рисовала. Кстати, работа над рисунками в последнее время пошла хорошо. Вместе с фантазиями и необычными снами в ней начал просыпаться какой-то поразительный талант. Во всяком случае, наниматели начали ее сильно хвалить. Клер как будто открыла некий собственный стиль в творчестве. Другие пытались разработать нечто подобное годами. В ней оригинальность пробудилась сама собой.

Иногда Клер казалось, что стержень карандаша движется по бумаге самостоятельно, воссоздавая в четких линиях подобие всего, что она когда-то видела. В эскизах все это было разноображено, преображено и по-своему интерпретировано. Однако суть сохранялась.

Клер перебирала свои работы и подумывала о том, что многие из них неплохо бы снять на ксероксе или хотя бы скопировать, чтобы сохранить на память. Она не любила компьютерную графику, предпочитая ей работу вручную. Все выходило идеально. Особенно тот портрет в холле, который, кроме нее, никто никогда не увидит. Его-то она уж точно никому не продаст. Ни за какие деньги. На него можно было бы молиться, как на икону. Клер именно это и хотелось делать.

Каждый раз, когда она шла по холлу, она останавливалась и подолгу смотрела на портрет. Рядом на антикварном столике были расставлены свечи. Клер не помнила, чтобы сама поставила их сюда. Но она так часто приносила из супермаркета различные ароматизированные свечки, что не было ничего удивительного в том, что она не помнила. Правда, эти свечи изготовлены из чистого пчелиного воска и хорошо крепились в лунках больших канделябров, что было редкостью для магазинных свечей. Иногда Клер зажигала их и даже не замечала, чтобы воск таял.

Свечи, портрет, канделябры и бумажные цветы на отчищенной до блеска столешнице – все это напоминало алтарь. Похоже на идолопоклонничество. Клер тронула пальцами дешевую зажигалку с запахом персика, совершенно не сочетавшуюся с общим великолепием убранства. Лучше больше не класть ее сюда, чтобы она не портила вид. Но чем же тогда зажигать фитили свечей? Когда Клер совала зажигалку в карман, ее это совсем не волновало. Почему-то она, как ребенок, начитавшийся сказок, была уверена, что свечи вспыхнут сами собой, если в том возникнет нужда.

Вместе с этим портретом дом приобрел готический вид. Странно, как одна-единственная вещь может разнообразить вид целого большого помещения. Портрет намекал на роскошь, на богатство, которого здесь не было.

С тех пор, как себя помнила, Клер едва сводила концы с концами, но в тени этого портрета чувствовала себя так, будто все несметные сокровища мира принадлежат только ей. Это было упоительное чувство.

Клер не хотелось даже выходить из дому, но она вспомнила о том, что неплохо бы купить какой-нибудь еды. В холодильнике остались только замороженная или копченая рыба да салат из морской капусты с майонезом. Раньше Клер с аппетитом бы все это съела, но сейчас любое напоминание о рыбном промысле и невообразимых существах, страдающих под острогой рыболова, вызывало в желудке болезненные спазмы. Уж лучше купить пиццу или чипсы, чем представлять себе русалок в сети.