Извращенная преданность

— Любовь это слабость, болезнь. Вот увидишь, к чему это приведет.

Ее голубые глаза смотрели на меня, все еще глядя, все еще надеясь.

— Ты не можешь так думать. Любовь это то, что делает нас людьми, ради чего стоит жить. Любовь безусловна.

Она сказала это с таким пылом, что я понял: она пытается убедить не только меня, но и себя.

— Ты действительно в это веришь? Как ты думаешь, это превратило тебя в человека, которым ты являешься сегодня? Потому что любовь определенно не сделала меня тем, кто я есть. Кровь, ненависть и жажда мести поддерживали меня. Они все еще это делают, и так же делают, как честь, гордость и верность. Так скажи мне, Леона, любовь сформировала тебя?

Леона прижала рюкзак к груди.

— Не меня. Но никто никогда не любил меня так, — тихо сказала она. — Мои родители всегда любили свою зависимость больше, чем меня, и никогда не было никого другого. Значит, любовь не сформировала меня.

Она с вызовом посмотрела мне прямо в глаза. Ожидала ли она жалости? Ей не стоило волноваться. Жалость была эмоцией, от которой я давно отказался. Я был в ярости. В ярости от ее признания.

— Тогда что? — спросил я.

ГЛАВА 12

ЛЕОНА

— Тогда что?

Этот вопрос грозил распутать меня.

— Я не знаю. — призналась я.

Я посмотрела на шрамы на груди Фабиано, на татуировку на его запястье, оценила уверенность, с которой он держался. Гордость и честь. Он источал ее. Его тело было свидетельством его убеждений, того, как далеко он зашел. А я?

Я издала короткий, пустой смешок.

— Надежда на будущее поддерживала меня. Я была хорошей студенткой и много работала. Я думала, что у меня будет светлое будущее после школы. Я думала, что поступлю в колледж, получу диплом юриста и стану чем-то большим, чем дочь… — я проглотила слово «шлюха», не в силах признаться Фабиано в правде.

— Наркоманов. Но я терплю неудачу.

На лице Фабиано по-прежнему не было жалости, и я была рада этому. В его глазах было что-то темное и свирепое.

— Если ты не будешь бороться за то, чего хочешь, ты этого не получишь. Такие люди, как мы, не получают свои желания на блюдечке.

Как он мог нас сравнивать? Он был сильным и успешным, правда, не в общепринятом смысле. Но у него было то, к чему он стремился. Каморра была его страстью.

— Ты прирожденный боец. Я нет.

— Я не родился бойцом. Я превратился в одного из них из-за дерьма, брошенного мне годами, Леона.

Я хотела спросить о его прошлом, но он всегда был так осторожен, когда упоминал что-нибудь связанное с ним. Я выдохнула. Он наклонился, обхватил ладонями мой затылок и поцеловал. Я погрузилась в поцелуй. Я нуждалась в этом сейчас, нуждалась в чем-то, кроме отчаяния. Его язык танцевал с моим, и его запах захлестнул меня. Я закрыла глаза, позволяя телу расслабиться. Он отстранился.

— Теперь я буду сражаться за тебя, Леона. Я же говорил, что буду защищать тебя.

И я кивнула, как будто мое одобрение что-то значит. Ошеломляющее присутствие Фабиано, его неумолимое собственничество, они были чем-то, с чем я никогда не сталкивалась прежде. Мои родители никогда не проявляли ко мне чрезмерных эмоций. Я была для них запоздалой мыслью. Иногда полезной, иногда надоедливой, никогда не стоит тратить слишком много энергии.

В глубине души я знала, что за внимание Фабиано придется заплатить. Я бы заплатила за то, чтобы так или иначе сдаться ему. Но в этот момент мне было все равно.

В тот день я работала в авто режиме. Шерил ничего не ответила, но я видела, что она этого хочет.

Фабиано ждал меня, когда я вышла в половине третьего. Он не завел машину сразу, как обычно. Его взгляд метнулся к скромным черным туфлям на каблуках, потом к голубому платью. Оба не были чем-то особенным и продавались по скидке, но они были новыми. Я купила их днем перед работой, чтобы взбодриться.

— Я хочу показать тебе, где я живу, — просто сказал Фабиано.

Усталость спала.

— Окей.

Я не знала, что еще сказать. Это казалось очень личным, как другой уровень в нашем…что? Отношениях? Трудно было наклеить на него ярлык. Но у меня было ощущение, что Фабиано не часто водит людей к себе домой. Он казался человеком, который хорошо охраняет свое личное пространство. Как он и сказал, он не любил делиться, и что он хотел показать свою квартиру мне, хотя бы на несколько часов, сделало меня счастливой. В то же время, однако, я знала, что быть наедине с ним в его квартире, со спальней в нашем распоряжении, открывало новые возможности в наших физических отношениях, к которым я не была уверена, что готова морально. В любом случае, мое тело совсем другое дело.

Его голубые глаза смотрели на меня несколько мгновений, возможно, обдумывая свое решение.