К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №18 от 04.05.2010

Свидетельница порылась в обветшавшей памяти: "Он в этом доме жил. Он утром как уехал, и все - больше не ночевал. Больше я ничего не помню".

Прокурор попытался оживить угасающее сознание пенсионерки: "Какую ночь Вы имеете в виду?".

Но старушка не оправдала надежд: "Семнадцатого марта он выехал, и больше его не было".

Подсудимый Квачков действительно "выехал" 17 марта, был арестован и на три года с того дня переселился в "Матросскую тишину". Но не о том, не о том спрашивал и не того ответа ждал от свидетельницы прокурор!

Обвинитель ощупью, боясь спугнуть зыбкие воспоминания старушки, крался по лабиринтам ее памяти: "А что за машина была у Квачкова?".

Бабуля в ответ: "Я в этом не разбираюсь. Зелененькая такая".

Прокурор с издыхающей надеждой: "Номер не помните?".

Та рукой в сердцах машет: "А! Какое там! Ведь инсульт у меня, инфаркт".

Прокурор, чтоб дух перевести: "А гаражи возле дома были, частные гаражи?".

Старушка неожиданно выпаливает: "Не было гаражей!".

Прокурор почти что в ступор впал: как гаражей не было, если про гараж у дома Квачкова на суде говорено-переговорено, а, главное, присяжные о нём уже знают!? И ласково, как с дитя: "Вы о каком доме говорите?".

Бабушка бормочет: "Большой, восемь этажей, над речкой стоит".

Прокурор терпеливо, как врач-психиатр с пациентом: "А сзади дома были гаражи?".

Но и свидетельница упряма: "Не было!".

На том медицинские навыки прокурора истощились, в роль психиатра попробовал вжиться Сысоев, адвокат Чубайса: "А инсульт и инфаркт когда случились с Вами?".

Почувствовав в Сысоеве надежду на исцеление, бабушка живо отвечает: "В 2006 году".

Но Сысоев эгоистично уклоняется от медуслуг и напрямки торопко выводит свидетельницу на судебное поприще: "Квачков всегда на стоянке автомашину ставил? Да?".

Не ощутив в Сысоеве медбрата, бабуля обиженно бубнит: "Да. Всяк - на своё место".

Сысоев тяжело вздыхает и отступает. Адвокат Першин: "Когда Квачков уехал из дома последний раз, Вы в книжке отмечали?".

Пожилая женщина зачарованно рассматривает адвоката и эхом вторит ему: "Отмечали".

Першин: "А в какое время он выехал?".

Бабуля бодро: "Пол-восьмого!".

Першин недоверчиво улыбается.

Прокурор нащупывает вопрос, на который больная, как ему кажется, может дать вразумительный ответ: "Квачков каждый день ставил машину на стоянку или, бывало, что и не ставил?".

Напрасные надежды. Старушка отрешенно повторяет за прокурором: "Бывало, что и не ставил".

Прокурор, все еще не понимая, что свидетельница попросту копирует последние слова вопроса, всерьез продолжает допрос: "А вечером, когда Квачков возвращался, он ставил машину на стоянку всегда?".

Старушке, похоже, нравится играть в слова. "Всегда!" - эхом откликается она.

Сторона обвинения поняла наконец тщетность своих усилий, и прокурор, попросив вывести присяжных из зала, испросил у судьи разрешения огласить показания Марии Филипповны на следствии. Присяжных вернули в зал. Прокурор стал читать, что говорила старушка прежде, пять лет назад: "Работаю контролером ВОХР. У каждого автовладельца имеется электронный ключ, машины мы не регистрируем. При мне Квачков не выезжал и не заезжал. Когда он выехал и вернулся, я не знаю. Я ни разу не видела, чтобы с ним кто-то приезжал или заходил в гости".

Прокурор пристально вгляделся в топчущуюся за трибуной бабушку: "Все ли здесь написано правильно?".

"Правильно, - охотно аукнулась старушка. - Я много позабыла".

Ее отпустили с миром, при этом сторона обвинения чувствовала гораздо большее облегчение, чем сторона защиты. После инсульта в памяти женщины могли стереться не только гараж возле дома, но и сам дом, и машина "зелененькая", как, впрочем, и вся сознательная жизнь свидетельницы.

Смена декораций в зале суда. Приставы ввозят две тяжелые тележки с картонными коробками. Прокурор снова демонстрирует вещественные доказательства. Судя по объему тележек - доказательства весомые.

Прокурор шуршит пакетом, извлекает из него носовой платок, аккуратно расправляет его и представляет: "Платок белый с синей каймой".

Тот самый платок, который накануне защитники подсудимых пытались вывести из дела как недопустимое доказательство, потому что нашедшие его в левой водительской дверце автомашины Квачкова семь человек: следователь, двое понятых и четыре эксперта – записали в протоколе ясно, чётко, однозначно: "платок клетчатый", но когда спецы в экспертном центре вынули его из пакета, представленного следователем, платок оказался "белый с синей каймой". Ну никак не могут опытнейшие криминалисты принять клетку за белое да ещё с каймой! Понятно, что это два совершенно разных платка. Но прокурор не согласился с защитой и отстоял белый носовой платок с синей каймой как вещественное клетчатое доказательство, уверив судью, что следователь и эксперт просто-напросто одно и то же описали по-разному.

Адвокат Першин попытался указать суду на это: "Обращаю внимание присяжных заседателей, что данный платок белого цвета, клеток на нем не видно, платок имеет окаемку".