К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №18 от 04.05.2010

Кажется, друг Александра Квачкова искренне и подробно рассказал все, что знал, и даже все, что только предполагал. Но прокурор, не удовлетворенный показаниями свидетеля, требует огласить его допрос на следствии. Оглашение разрешено. Вот что рассказывал Шкруднев пять лет назад на следствии: «Я заметил, что Александр стал интересоваться политикой, это связано с тем, что он стал сильно общаться со своим отцом. Отец его Владимир Квачков имел такие взгляды, они заключались в том, что Россию разворовали, что в этом виноваты жиды. Причём жиды – это не лица еврейской национальности, а те, кто грабит и разворовывает Россию. В квартире Александра я видел книги Бориса Миронова. Александр зачитывал отрывки из них. 17 марта он пришел ко мне на квартиру, сказал, что его отец арестован и это связано с покушением на Чубайса. Он позвонил с моего телефона на Охотном ряду Ивану или Игорю, я не понял, а потом простился со мной и вышел из машины».

Прокурор закончил чтение и подчеркнул противоречие: «Вы указали, что он политикой не интересовался, а раньше говорили, что он перенял взгляды от отца?».

Шкруднев пожал плечами: «Я уже забыл».

Миронов: «Вы не помните, кого конкретно называл жидами Александр Квачков?».

Шкруднев: «Не Александр, а Владимир».

Адвокат Першин тут же уточняет: «Вот это вот, что Владимир Квачков называл кого-то жидами, это в Вашем присутствии происходило?».

Шкруднев замялся: «Ну, я сейчас не уверен, что это было. Может, я сам слышал, может, Александр мне говорил».

Судья морщится: «Я вопрос сниму. То, что записано в протоколе, – это слова того, кого допрашивают. А в данном процессе вопросы задает профессиональный юрист, и задавать вопросы в нецензурной, некорректной или оскорбительной форме – это недопустимо».

Першин пытается отстоять вопрос: «Ваша честь, это относится к обстоятельствам дела».

Судья несговорчива: «Но это не означает, что профессиональный юрист должен повторять слова, которые говорит свидетель. Я предупреждаю Вас о недопустимости нарушения порядка в судебном заседании».

Першин встает: «Возражаю. Прокурор зачитывал те же самые слова, оглашая протокол. Вы тогда запретите прокурору употреблять эти слова».

Судья грудью встает на защиту коллеги: «Прокурор читает то, что записано, и автором этих слов является свидетель, и это не означает, что это должен повторять адвокат».

Тогда Першин перекраивает свой вопрос: «Скажите, пожалуйста, кого имел в виду Квачков, называя слово на букву «жэ», которое говорить здесь нельзя?».

Зал разулыбался. Слишком много пикантного подпадает под букву «жэ».

Прокурор: «Ваша честь, я прошу снять данный вопрос, поскольку в протоколе записано четко и ясно, кого называли словом на букву «жэ».

Судья: «Я вопрос снимаю как поставленный некорректно».

Першин пытается разминуться с этой проклятой «жэ»: «Все-таки кого Квачков имел в виду под этим словом? Я даже буквы не буду называть».

Судья не воспринимает и эзопов язык: «Ваш вопрос судом был снят и будет снят в этом виде тоже».

Преодолеть цензурные рогатки судьи попытался Миронов: «Употребляя слово, Квачков мог цитировать Гоголя, Пушкина или Достоевского?».

Шкруднев обрадованно: «Мог-мог!».

Судья запоздало: «Вопрос снимается как не относящийся к свидетелю. Спросите об этом Гоголя, Пушкина, Достоевского».

Кажется, Миронову интересна такая перспектива: «Будем вызывать, Ваша честь?».

Судья ворчит: «Миронов, Вы кого угодно можете вызывать».

Добродушие судьи явно не по нутру адвокату Чубайса Шугаеву, он вопрошает с обвинительной суровостью: «Квачков-старший когда-либо предлагал Вам поехать в Подмосковье пострелять из автоматического оружия?».

Шкруднев энергично мотает головой: «Да нет же, нет!».

Прокурор начинает зачитывать СМС-сообщения, которые Александр Квачков присылал своему другу Шкрудневу 15, 16, 17 марта 2005 года, и тут же, деликатно откашлявшись, оговаривается: «Вот сейчас я вынужден сделать заявление, Ваша честь, поскольку закон требует от меня оглашать документ в том виде, в каком он имеется в материалах уголовного дела. Но в нём имеется нецензурное выражение. Это слово всем понятно, и на просторечии оно означает девиц легкого поведения. Поэтому я их так и назову вместо того самого нецензурного выражения. Я думаю, это всем будет понятно».

За спиной прокурора кто-то тихо уточняет: «Слово на букву «б»?

Судья чутка, как ночная птица: «Миронов, любитель Вы букв!».

Встаёт адвокат Закалюжный: «Это я, Ваша честь».

Судья ахает: «Я не ожидала!».

Закалюжный никак не понимает безнравственности своего поступка: «А что это Вы не ожидали?».

Миронов возмущенно: «А от меня Вы это ожидали! Да, Ваша честь?!».

По залу прокатывается с трудом сдерживаемый смех.

Закалюжный продолжает борьбу за гласность: «Это цензурное слово, по-моему».

Судья продолжает бороться за нравственную чистоту аудитории: «Господин Закалюжный побеспокоился, что вдруг кто-нибудь не поймет, на какую букву это слово начинается».

Прокурор зачитывает первую СМС-ку от 15 марта: «В Минске девицы легкого поведения – 700 рублей». Он тоже не выдерживает, фыркает, представив себе прейскурант цен.