Громоздились даты, цифры, фамилии, но уже потерявшие к ним всяческий интерес зрители в зале сидели и здраво размышляли о том, какую большую обиду, вряд ли заслуженную, претерпевает от обвинения бедняжка судья Пантелеева, принимаемая следствием за наивную простушку, которой всякую ерунду можно втюхать за истину, ведь действительно, какой дурак, задумав что то недоброе, будет пользоваться при этом своими собственными телефонами, зарегистрированными на их собственные имена. Вот же они, подсудимые, уже полгода как на глазах, на идиотов совсем не похожие, к тому же прошедшие судебную психиатрическую экспертизу. Интересно, а сами следователи с прокурорами психиатрам показывались?.. Господи, и чего только не полезет в голову, слушая не первый час одни цифры… Но ведь, действительно, не может нормальный человек, задумавший плохое, пользоваться своим телефоном для связи со своими подельниками. Опять же, после случившегося на Митькинском шоссе так называемого покушения 17 марта никто из них не прятался. Тот же Миронов, судя по распечаткам его телефонных звонков, озвученных в суде, и два, и три дня, и неделю спустя свободно разгуливал по Москве, перемещаясь от стен Кремля до самых окраин столицы и за пределы МКАД. Из многочисленных точек Москвы беспечно и много названивал родным, друзьям, знакомым, вместо того чтобы уносить ноги и затаиться, ведь В.В. Квачков был уже арестован, и по логике, и по здравому смыслу и ему требовалось немедленно залечь на дно…
Плавные мысли эти самым неожиданным образом вдруг резко оборвал, вызвав настоящий шок, перечень озвученных звонков Владимира Квачкова - так называемого «организатора» так называемого «покушения» на так называемого «видного общественного и государственного деятеля Чубайса». Согласно громко объявленной в суде распечатке телефонных звонков подсудимый Квачков, которого арестовали и увезли в тюрьму в день покушения 17 марта, продолжал после этого… названивать со своего телефона. И откуда он только не звонил! - вечером (арестованный и в тюрьму увезённый!) из родного дома на Бережковской набережной и оттуда же, как ни в чём не бывало, ещё и назавтра с утра звонил, потом исхитрился, согласно распечаткам, вести телефонные разговоры из… Лобни, переговариваясь подолгу то с домочадцами, то с друзьями...
Сидели мы, слушали, своим ушам не верили. Бред какой-то! Подсудимый Александр Найдёнов сразу же и заявил судье, поднявшись с места, что прокуратура представила явную фальсификацию телефонных переговоров: не мог Квачков звонить ни 17 марта вечером, ни 18 марта 2005 года, ни из дома он не мог звонить, ни из Лобни, поскольку 17 марта под конвоем из дома был увезён, а в СИЗО, как известно, с телефоном не пускают.
Странная на заявление Найденова выдалась реакция суда. Прокурор-то ещё раньше, как только Колоскова запела «Лобня», насторожился, и декламация юной помощницы скоро пресеклась. Судья же сделала вид, что вообще не слышит возражений подсудимого, но мы-то, зрители, слышали это отчетливо и ясно. Однако всплывшая фальсификация была скоро старательно утоплена в шумливом говоре адвокатов Чубайса, постаравшихся заболтать досадный промах прокурорской дебютантки.
Любовь КРАСНОКУТСКАЯ,
Информагентство СЛАВИА
ИСТОРИЯ
«БЕРЕНХАЛЛЕ» - РАЗГАДКА КАТЫНИ
Жители Смоленска не любят мемориал «Катынь». Они ему не верят. А не верят потому, что знают правду.
Обстоятельства гибели польских офицеров, похороненных в печально знаменитом Катынском лесу, для жителей Смоленщины никогда не были тайной. Но эти люди вовсе не молчали, для этого у них никогда не было ни причин, ни поводов. Просто их никто не спрашивал и тем более не публиковал их воспоминаний.
Моё детство прошло на окраине Смоленска, именно в тех местах, которые в нынешнее время обросли огромным количеством исторических спекуляций. И я прекрасно помню, о чём в те годы рассказывали бывшие партизаны или те, кто просто пережил период оккупации.
В конце 1950-х и начале 1960-х годов вряд ли кому могло прийти в голову, что, сидя вечером на завалинке, рассказывать о войне стоило бы, как говорится, под запись. И что запись эта через много лет смогла бы поставить точку в грязном деле международного масштаба.
Но нет, в те годы никто об этом не думал. Хотя оставшиеся в живых участники войны очень хорошо знали: и польские офицеры, и советские военнопленные работали на строительстве бункера Гитлера под Смоленском, в лесном массиве Красный Бор. После завершения работ и те, и другие были уничтожены.
В феврале-апреле 1943 года на Смоленщине началась череда странных и совсем не характерных для того периода событий. В самом деле, трудно представить, что в дни окончания битвы под Сталинградом и тяжелейших боев под Харьковом высшее руководство рейха не нашло для себя дела более важного, чем раскопки каких-то могил на отдельном участке давно захваченной территории.