К чему снились яблоки Марине

Полночи Вера перебирала старые фотографии, открытки, письма и документы. На одном из клочков бумаги она нашла каракули на иностранном языке. Похоже, что это был адрес Раисы Пилцер – ее закадычной подруги юности, а ныне гражданки Израиля. Наконец, намаявшись, Вера легла в постель, но сон не шел. Она опять взяла старые фотографии и попыталась найти на них Райку, но вспомнила, что давно все разорвала на клочки и в мусорное ведро выбросила. Полуслепые глаза высматривали на фотографиях то, что не попало в объектив. Ей хотелось вытянуть из памяти подробности, а ничего особенного не вспоминалось. Почти забылись довоенные годы, немного яснее казались послевоенные, а саму войну помнила, как если бы она была вчера. Жизнь показалась такой короткой и незначительной.

Прикрыв веки, из-под которых потекли по бороздкам морщин слезы, она, как в кино, увидела перрон вокзала, с которого они с Раей провожали на фронт мужей, потом – эти страшные конверты с похоронками, пришедшие в конце войны один за другим, сначала Рае, потом ей. Вспомнила и то, что всегда вспоминать боялась: оккупация, немцы в городе, а у них с Райкой малые дети на руках….

Больно кольнуло сердце. Она попыталась лечь удобнее. Сердце ныло не переставая. Потом вроде отпустило, только трудно стало дышать.

– Надо бы окно открыть, – подумала, куда-то проваливаясь, но встать уже не было сил.

Ей вдруг показалось, что она громко кричит, падая с высоты в бездонную пропасть. Наконец она перестала падать и полетела вверх. «Значит, не умираю, – пронеслось в голове, – просто засыпаю. Полетели!»

Веру Егоровну хоронили под проливным дождем. Кто-то сказал, что по ней земля плачет, и еще, что Господь послал ей смерть во сне, как настоящей праведнице.

В то страшное утро, когда Тоня пыталась разбудить уже мертвую Веру Егоровну, из руки покойницы выпал кусочек конверта с израильским адресом. Уже после похорон Тоня внимательно изучила его и решила, что это скорее всего адрес Вериной подруги Раи. Она еще раз пересмотрела все бумаги, но ничего связанного с Раей не нашла. Попытавшись вспомнить, как выглядела Рая, поняла, что, кроме громкого смеха и черных волос, ничего не вспоминается. А вот ее детей – сопливого Семку и тихоню Ривку – она помнила отлично. Когда это было? В году так 47-м, а может, позже. Когда же тетя Рая уехала? Лет сорок назад или меньше? И все это время мать уничтожала ее письма, фотографии, саму память о ней. Что же между ними произошло?

Восстановить историю дружбы удалось уже в Израиле, и она оказалась куда более удивительной, чем кто-либо мог предположить. Достаточно сказать, что беременная Майечка, услышав ее от тети Раи, плакала так, что все не на шутку перепугались – не случилось бы беды.

Когда Сережа после долгих поисков обнаружил Раису Моисеевну Пилцер 20-го года рождения, проживающую в городе Ашдоде, а не в городе Хайфе, как было указано в старом адресе, то найти номер телефона уже не составляло большого труда.

Разговор начался просто: «Это Раиса Моисеевна? Вас беспокоит Сергей Рубцов, внук Веры Егоровны Рубцовой». Дальше ничего, кроме криков Раи, рыданий и просьб позвать Верочку к телефону, не было. Они поехали всей семьей на встречу с бабушкиной подругой.

Рая встретила их тоже не одна. По крайней мере человек пятнадцать сидело вокруг стола.