К чему снились яблоки Марине

– Если бы не Вера, – горько рыдая, рассказывала Рая, – то никого бы из нас не было на свете. Погибла бы я, мои дети – Семочка и Рива, а значит, не появились бы внуки, а теперь вот правнуки. Посчитайте, скольким людям Вера жизнь подарила. Когда немцы оккупировали Украину, мы оказались в западне. Мы с Верой в одном дворе жили, окно в окно. Когда немцы вошли в город, было приказано наутро всем евреям собраться у здания комендатуры с вещами и документами. Я знала, что это конец. Они всех гнали к оврагам и расстреливали, а тех, кто пытался укрыть нас или как-то помочь, вешали на площадях. Вера решила увести нас на другой конец города к мясокомбинату, где директором долгие годы был ее дед. Она помнила, что в одном крыле здания есть подземный ход в складские помещения. Когда-то давно он был завален камнями по приказу деда, но под ними есть железная дверь с замком. Ключ от нее остался в их семье после дедушкиной смерти. В свое время была обнаружена большая недостача, и директор догадался, каким образом мясо выносят с территории. Мы понимали, что самое важное – ночью не попасться в руки патрулей. Она принесла метрику и свидетельство о крещении ее сестры Любы, умершей в юности от тифа. Приказала мне надеть нательный крестик и взяла ножницы. Отрезала мои черные косы и пергидролем высветлила волосы. Теперь мы хоть как-то могли сойти за сестер. Вера ведь беленькая была, как одуванчик. Нас тогда патруль засек, документы проверил, но отпустил. Всю ночь мы перетаскивали камни, чтобы найти этот ход, а когда вошли, страху было еще больше. Считай, как в могилу спустились, ни света, ни звука. Но вентиляция была, не задыхались. Осталась я там с детками: одному – пять, а другой – два. Так всю оккупацию и просидели. Боялись днем выходить, только по ночам, когда Вера приходила и еду приносила. И метрика эта нас бы не спасла – доносчики были на каждом шагу. А если бы с Верой что случилось?! Она пошла работать на комбинат, чтобы к нам быть поближе. Как она изворачивалась, чтобы не попасть на глаза немецкой охране, трудно представить. Отчаянная была. Что вам сказать, после освобождения города от фашистов мы вывели детей из подвала. Они долго солнца не видели, почти ослепли, так Вера отдала все, что у нее было, на лечение моих детей. Я всем ей обязана. После войны мы обе овдовели и жили одной семьей. Так бы и жили, но меня нашел наш дальний родственник, который после войны оказался в Израиле. Я решила уехать, чтобы больше никогда не бояться быть тем, кто я есть. Этого Вера не понимала и не простила мой отъезд. Почти сорок лет я ей писала, но она ни разу не ответила, а когда стали возвращаться посланные мною деньги и подарки, поняла, что прощения не будет.

А теперь вот поеду к ней, памятник поставлю от всех нас.

Через несколько лет на Вериной могиле был поставлен красивый памятник. Две женские фигуры из белого мрамора, словно выходящие на свет из черноты гранитной глыбы. Одна женщина поддерживает другую, едва стоящую на ногах.

В день, когда его установили, собралось много народу. Были даже официальные лица, которые сообщили, что Вера Егоровна Рубцова награждена посмертно званием «Праведник Мира» и в Иерусалиме на территории мемориала «Яд Ва-Шем» в Саду Праведников, где растут тысячи деревьев с именами тех, кто помог выжить евреям во время Холокоста, будет посажено еще одно дерево с именем Веры Рубцовой.

Майя, смахивая слезы, зябко прижималась к Сереже и думала, что не зря говорят: «Чужая душа – потемки», но в то же мгновение поняла, как уродливо это выражение. Ведь если так думать, то невольно будешь находить в человеке только самое темное и гадкое. А в душе ведь главное – это сердцевина. И если она светлая, то неважно, что вокруг наросло.

«Все дело в начинке, – любила повторять баба Вера, – а тесто – это только оболочка».

Майя могла поклясться, что в эту минуту она почувствовала во рту сказочный вкус и аромат Вериного пирога. Теперь она понимала, что он получался таким вкусным именно потому, что баба Вера вкладывала в него всю свою душу.

О женском начале

и мужском конце

То, что Милочка нравится всем вокруг, было ясно с пеленок. Воспитательница детского сада, накручивая на пальчик Милочкин локон, приторно сюсюкала: «А кто у нас такой хорошенький, у кого щечки яблочки, а губки ягодки, у кого глазоньки синие, а волосики золотые». Милочка сосала палец, слушала и запоминала. На зимних утренниках она была незаменяемой Снегурочкой, а в детских спектаклях Принцессой. Когда она пошла в школу, то буквально самый первый школьный звонок оторвал ее от земли. Директриса, несмотря на серьезность конкуренции девочек из «нужных» семей, выбрала именно ее, вручив медный колокольчик и усадив на щуплое плечо десятиклассника. Тогда Милочка еще не поняла, но уже почувствовала свое женское предназначение: надо сесть на мужскую шею, cвесить ножки, и пусть носит, пока не надорвется.