К черту моральные принципы

Я, вся такая естественная, стояла с початой банкой колы в руке минут пятнадцать, пока старик расправлялся с пирожком. Он грыз его, как собака грызет резиновую кость: монотонно, яростно, попеременно работая то одной стороной челюсти, то другой. Пирожок медленно, но неуклонно сдавал позиции. Наконец своеобразная дуэль завершилась полной победой старика. Он утер губы рукавом, сыто рыгнул и обратил на меня подслеповато прищуренные глазки. Я внутренне напряглась, чувствуя, что сейчас начнется.

И, конечно же, началось.

– Во тьме и боли приходим мы в сию юдоль скорби. Темен человек, темен и жалок путь его. Лишь свет слов Господа озарит его благодатью своей, – возведя очи горе, рек старец. Задав таким образом общее направление беседы, он перешел к конкретике, то есть к моей скромной персоне.

– Вот ты, – тут его грязный заскорузлый палец почти уперся мне в плечо, – дщерь недостойная, погрязшая в суете мирской. Не там и не того ищешь ты.

Благополучно было позабывшие о моей скромной персоне алкоголики повернулись в нашу сторону.

– А нормально разговаривать вы умеете? Без этого велеречивого благолепия? – вежливо поинтересовалась я.

Надо бы промолчать – что возьмешь с убогого, но очень меня эта выходка разозлила.

– Кгхххммм… – Старик смутился так, как будто я предложила ему что-то неприличное. Возможно, раньше его жертвы просто убегали или делали вид, что не слышат, и моя готовность к диалогу напугала его. Минуты на три установилась чудесная тишина.

– Мнится мне, что зрил я чело твое, дева. – Старикан суматошно зашарил по карманам. – Печать бесов на нем. Зерцало истины откроет облик, и да не убоятся праведные.

С этими словами он извлек откуда-то из складок одежды треснувшее пенсне, нацепил на нос и уставился на меня.

– У вас плохое зрение? – сочувственно поинтересовалась я.

Вообще-то я сумасшедших побаиваюсь, но этот старик был совсем не страшным, его даже было немного жалко.

– ВИЖУ! Вижу облик твой, – в экстазе закачался старик. – Печать беса и ангела на нем! Не там ищешь ты, где найдешь, дщерь непутевая. Дорог много, но лишь одна ведет к Богу, остальные в ад, в ад, в ад…. – Голос его снизился до едва различимого бормотания.

– Не расстраивайтесь так, – как можно ласковей попыталась я его утешить. – Все будет хорошо. Вот, возьмите на новые очки. – Я протянула старику сто рублей, но он отшатнулся.

– Нет! Изыди! Сатанинские бумаги, знак дьявола!

Сатанинские сто рублей, предложенные от чистого сердца, так напугали старичка, что он спешно покинул пивную, продолжая что-то бормотать. Но остаться в печальном одиночестве мне была не судьба. Сто рублей привлекли компанию в углу, как запах крови в воде привлекает акул.

Посовещавшись, алкаши отрядили послом ко мне самого чистого из их компании. Он подошел, шутливо поклонился, ухмыльнулся нагло и одновременно просительно:

– Здрассьте. Доброго здоровьица.

Я кивнула. В принципе, понятно было, чего им надо, но если отдать стольник старику казалось естественным и правильным, то теперь меня неожиданно начала давить большая жаба.

– Эта… Одолжи сто рублей. До завтра.

– Зачем?

– Короче… купить кефира и хлеба, – сообщило это чудо в перьях, дыхнув на меня забористым свежим перегаром.

– Не могу. Денег нет, – невозмутимо ответила я.

Его лицо исказилось от злобы:

– А если найду?

– Правильно, поищите. Вдруг кто-нибудь обронил, – пожала я плечами. Потом ткнула пальцем в угол. – Вон там десять копеек валялось.

Понятия не имею, что на меня нашло. Было что-то в этом типе настолько мерзкое, такая ядреная смесь подхалимажа и борзости, что отдать ему деньги означало для меня навеки потерять уважение к самой себе. Что за дела – среди бела дня, в общественном заведении меня пытается гоп-стопнуть какой-то урод!

Несколько минут урод пытался осмыслить мои слова. Потом до него дошло, что его тут не уважают:

– Да ты че?! Да ты… – Далее последовала непередаваемая идиоматическая игра слов, из которой следовало, что алкаш неоднократно вступал с кем-то в половые отношения. И еще что-то про мою маму.

Я выдохнула, мысленно досчитала до десяти и заставила себя демонстративно зевнуть. Это его доконало, и он замахнулся. Я приготовилась нырять под столик. Мда, не зря в голову приходило сравнение с салуном. Вот и пьяная драка тут как тут. И кто мне мешал ответить вежливо?

– Жорик, остынь, – раздался хмурый мужской голос, и алкаш сразу как-то скис и даже стал ниже ростом.

В лучших традициях голливудских блокбастеров в самый драматический момент на сцене появилось новое действующее лицо. Он даже не вошел в дверь, а как будто возник из воздуха сразу около прилавка.

При мимолетном взгляде на него мне стала понятна причина уныния алкаша Жорика. Мужик был не просто большой или объемный – такие жалкие эпитеты не шли ему. У прилавка стоял былинный богатырь комплекции «шкаф двустворчатый с антресолями». Богатырь был коротко стрижен, обряжен в засаленный тренировочный костюм, а черты его лица чем-то неуловимо напоминали олигофрена, намалеванного на вывеске. Надо полагать, что это и есть Васяня?

– Вась, а че она? – заныл алкаш…