К победным рассветам

— Ничего, товарищ лейтенант, не волнуйтесь. Даю вам еще сутки, работайте... '

Наконец задание выполнено. Докладываю об этом майору. Читайшвили внимательно перелистал объемистый «труд» и, явно оставшись довольным, сказал:

— Вот теперь я уверен, что вы знаете НШС. Вы хорошо поняли, кто такой штурман? — опять озадачил он меня вопросом, ответ на который, как мне казалось, я мог дать без запинки. Но Читайшвили сделал это сам:

— Штурман — это впередсмотрящий воздушного корабля. Его рабочее место впереди, в остекленной со всех сторон кабине Ф-1, или, как вы ее шутя называете, «моссельпроме». Штурман-это навигатор, бомбардир и воздушный стрелок. Он осуществляет самолетовождение, производит бомбометание, а в случае нападения врага на самолет отражает его атаки огнем из пулемета. В полете он учитывает и путевую скорость самолета, и ветер по высотам, и рельеф местности, и многие другие факторы. И все это он должен делать в считанные секунды. А НШС — это основа штурманской службы на всю жизнь...

Да, майор был прав. Потом много раз я вспоминал его добрым словом.

Пришло долгожданное время самостоятельных полетов в составе штатного экипажа. Моим первым командиром корабля стал сержант Володя Петрищев. Его светящееся доброй улыбкой лицо, юношеская фигура, звонкий тенорок и большая подвижность как-то не вязались с привычным представлением о героической профессии летчика.

До нашей встречи с Петрищевым будущий командир корабля рисовался в моем воображении этаким суровым богатырем с чеканным профилем лица. И в самом деле, командиры кораблей ТБ-3 , как правило, были людьми сильными и рослыми. Открытая пилотская кабина, где летом нестерпимо пекло, а зимой белели нос и щеки от мороза, значительные нагрузки при пилотировании, сильный шум от работающих моторов в многочасовом полете требовали большой физической выносливости.

Но «нетипичный» вид Володи не мешал ему твердо и уверенно командовать экипажем, смело и грамотно пилотировать самолет. Летал он без напряжения, можно сказать даже легко и ловко. Движения штурвала и те у него были по-своему красивыми и хорошо скоординированными. С Петрищевым мы быстро сдружились, всегда хорошо понимали друг друга.

Наш комсомольский экипаж выполнял летные упражнения днем на отработку элементов боевого применения, в зону, по маршрутам с. бомбометанием и без него, на больших и малых высотах, производил воздушные стрельбы по конусам и по наземным мишеням.

Только в ноябре экипажу предоставили отпуск. Сразу поспешил в родной Севастополь. Вернулся в полк не один, а с молодой женой Надей. В гарнизоне нас встретили приветливо. Дали комнату, в кругу друзей мы отпраздновали скромную, но веселую свадьбу.

И снова полетели дни напряженной боевой учебы. В конце декабря для инспектирования полка прибыл командир бомбардировочного авиакорпуса генерал-майор авиации В. И. Изотов. Четыре эскадрильи при проверке показали неплохие результаты. Старалась не отстать и наша комсомольско-молодежная эскадрилья. Но вот сработал «закон подлости». При рулении у самолета младшего лейтенанта Криштопа отказали тормоза, и он винтом рубанул по плоскости наш самолет, находившийся на стоянке. Повреждение было незначительное, но этого было достаточно, чтобы полеты были прекращены.

— Раз вы еще не научились рулить по аэродрому, проведем тренаж на земле «пеший по-летному», — обращаясь к нам, сказал генерал.

— А что это такое? — спросил я в недоумении командира звена старшего лейтенанта Диденко.

— Это когда на земле выполняется то, что должно делаться в воздухе.

На летном поле были выложены стартовые знаки. Место стартера занял сам командир корпуса. В зимнем обмундировании летный состав полка выстроился в колонну эскадрилий, эскадрильи по звеньям, а звенья поэкипажно. Впереди экипажа штурман, за ним летчик и стрелок-радист, то есть так, как они находились бы в самолете. Каждый экипаж поочередно подходил к стартовой черте и по взмаху флажка генерала мелкой рысцой делал «коробочку» по заснеженному аэродрому, с расчетом выхода на посадочный знак «Т». Плохо приходилось тем, кто пытался срезать круг. Их ожидал выложенный из полотнища «крест» — знак, запрещающий посадку, а это означало, что необходимо немедленно заходить на второй круг. К вечеру мы до того «налетались», что едва волочили ноги. Видя это, генерал объявил перерыв.

Пока летчики ужинали, аэродромная команда готовила ночной старт из плошек. У командира корабля «выруливающего» экипажа теперь в руках светились фонари «летучая мышь» — зеленый и красный. Но к нашему общему ликованию «ночные полеты» продолжались недолго. Младший лейтенант Михаил Головко, получив разрешение на очередной «взлет», двинулся вдоль направляющих огней и скрылся за дамбой, предохранявшей аэродром от разлива реки Лиелупе.

Генерал Изотов видел, как скрылись огни стартовавшего экипажа, и немедленно поехал на автомашине к месту «происшествия». А в это время экипаж Головко, удобно расположившись на противоположной стороне дамбы, устроил перекур. Заметив командира корпуса, летчик погасил папиросу, пошел ему навстречу и четко доложил: