Исследование этой формации интеллигентского сознания предпринял Солженицын в блистательном эссе «Наши плюралисты»[1093]
. «Плюрализм» – таково наименование (своего рода пароль на принадлежность к либеральности и демократичности) для новейшей передовой отечественной интеллигенции, по давно укоренившейся в западном общественном сознании точки зрения, отменяющей точки зрения как таковые, ибо признает их равными друг другу. «Но может ли плюрализм, – ставит коренной вопрос писатель и строго логически, и образно, – фигурировать отдельным принципом и притом среди высших? Странно, чтобы простое множественное число возводилось в такой сан». Утверждение множественности истин означает отрицание истины как таковой и оно «есть показатель нашего несовершенства, а вовсе не нашего избыточного богатства». Разнообразие как высший принцип отменяет «универсальную основу» для различения не только истинного и ложного, но и добра и зла, т.е. отменяет саму мораль. Плюрализм, таким образом, являет собой предельную версию релятивизма и аморализма.Но это еще не все, Солженицын обращает внимание на парадокс этого мировоззрения: его свирепую, тоталитарную нетерпимость – волчью сущность, скрытую под овечьей шкурой всеприятия. «Плюрализм остается скорее лишь лозунгом, чем делом». Итак, при объявленной всеядности он не выносит возражений, ибо диктует свой категорический императив – в форме неразрешимых апорий Зенона – абсолютная истина в том, что абсолютной истины нет!
Продолжая мысль Солженицына, приходим к неизбежному, но неожиданному поначалу выводу. Прежде всего, обратимся к истории: плюрализм имеет долгую и именитую родословную – традицию либерализма, берущего начало в эпохе античного полиса, в мысли Аристотеля, автора «Политики» – этико-философского трактата, обосновывающего гуманистическую альтернативу как социальной утопии идеального общества, так и деспотическому (тоталитарному) государству. История либерализма – это, в конечном итоге, история деволюции, вырождения политической философии: от воззрения на полис, на общество как основанное на содержательных гарантиях свободы к современной беспредпосылочной демократии, т.е. такому социальному устройству, которое регулируется механической балансировкой разнонаправленных интересов. В этой формальной процедуре постмодернистский плюрализм видит достаточное основание для обеспечения свободы, не нуждающейся будто бы ни в каком скрепляющем ценностном фундаменте. «Свобода, – обращается Солженицын к западному обществу в Гарвардской речи, – деградировала от своих первоначальных высоких форм». Причину деградации, или, по выражению автора, «ошибку» истории он, в русле христианской культурфилософии, видит «в самом корне, в основе мышления Нового времени», в «миросозерцании, которое родилось в Возрождение, а в политические формы отлилось в Просвещение <…> и может быть названо <…> гуманистической автономностью», «автономностью человека от всякой высшей над ним силы», либо иначе – известным термином «антропоцентризм». «Обнаженная свобода», т.е. свобода, не подкрепленная смысловым образом (свобода без истины –
Размывание смысловых основ классического либерализма (в христианскую эпоху известных под именем «естественного права», или «естественного закона», отражающего закон Божественный в приложении к социальной жизни) оказалось подрывным процессом по отношению к той самой правовой демократии, чей бренд присвоили себе и от чьего лица выступают идеологи релятивистского плюрализма.
Секрет тут в двоении самого термина «плюрализм», в существовании двух разных понятий под одной обложкой: 1) это – многообразие форм гражданского общества, децентрализация властных институтов, независимость разных общественных сфер, наличие многочисленных местных сообществ и т.д.; назовем его