К последнему царству

Олег Владимирович со всеми был вежливым и ровным, на все предложения отвечал уклончиво, ни кого не обижая резким отказом и ни кому не давая конкретных обещаний. Так он приобрел репутацию человека в высшей степени приятного, но не имеющего реального политического веса. Было слишком заметно, что он совершенно один, за ним не стоит ни какой конкретной силы. Ходили слухи о том, что его поддерживает сам диктатор, но эти слухи не нашли ни какого конкретного подтверждения. Менее всего эти слухи подтверждались его поведением, слишком обособленно он себя держал, не проявляя ни малейшего интереса к созданию группы поддержки. Все пришли к выводу, что если бы Ставров ставил на Константинова, в поведении последнего было бы куда больше политического прагматизма, и он не вел бы себя так скромно и незаметно, всем своим видом изображая, что вообще ни на что не претендует.

Несколько раз он видел на светских мероприятиях фон Рица. Они издали раскланялись, но не подошли друг к другу. Барон, не смотря на близкое знакомство, не лез в друзья к князю. Константинову это понравилось. Фон Риц всегда был в центре какой-нибудь группы, где шло оживленное обсуждение неких таинственных вопросов, его невозможно было увидеть одного, он являл собой полную противоположность князю, и это, как ни странно, тоже понравилось Константинову.

Позднее Олег Владимирович узнал, что фон Риц вовсе не звезда губернского масштаба, а музыкант с мировым именем, имеющий прихоть жить в провинции, но имеющий так же квартиру в Москве, причем в центре. Узнав об этом, Константинов улыбнулся. Барон, такой простой и естественный в своей таинственности, ему всё больше нравился, но князь не испытывал ни малейшего желания проникнуть в тайну деятельности этого человека. Барон, похоже, пытался избавить князя от некоторых хлопот, так и спасибо ему за это.

Константинов не имел ни малейшего представления о том, насколько ожесточенная борьба шла за царский трон между различными кланами и группировками, которые быстро возникали и распадались, потому что их приходилось формировать на пока ещё ни кому не ведомых принципах. Политические партии отменили, политическую борьбу вроде бы тоже, но ведь не может же политической борьбы вовсе не быть. Ведь речь-то шла не про фунт изюма, а про то, кому вручить верховную власть, а тут у весьма могущественных групп были свои интересы.

Но теперь всё было совсем не так, как некогда на выборах президента. На этом поле появились новые влиятельные игроки. В первую очередь – Церковь. Конечно, Церковь и раньше была той силой, интересы которой невозможно было не учитывать, но она была скорее картой, которую разыгрывали, а теперь превратилась в самостоятельного игрока. Ни кто не сомневался в том, что на соборе духовенство будет играть одну из главных ролей. Опять же – дворянство. Раньше можно было ставить на кого угодно, а теперь приходилось искать людей с титулами. Это создавало дополнительные трудности, но и открывало новые возможности, которыми пока не очень-то умели пользоваться.

Главная проблема была в том, что все политтехнологи были заточены на оболванивание широких народных масс, а теперь это совершенно не требовалось, а что требовалось, было не вполне понятно. Внешне всё было просто. Надо было сформировать удобный для себя состав собора. Но как? Каждая губерния должна была послать на собор троих. Выдвигать можно было любых православных. Потом безо всяких выборов государственная социологическая служба выбирала 9 наиболее авторитетных человек, фамилии которых бросали в барабан, который крутил один ребенок, а потом другой ребенок вытаскивал 3 бумажки.

Законно тут можно было повлиять только на выдвижение. Своих старались выдвигать как можно больше, что бы хоть один из них прошёл. Но это не давало гарантий. Можно было подкупить социологов, но Ставров сразу предупредил, что такие действия будут приравниваться к госизмене, а к стенке ни кому не хотелось, да и сами социологи не торопились под расстрельную статью. Хотели добиться изменения процедуры, заявляя, что к социологии нет доверия. Ставров в ответ зловеще спросил: «А к олигархам есть доверие?» Тему тут же закрыли.

В избрание царя различные силы готовы были забить по совокупности миллиарды долларов, но они не знали, в какую щель надо запехать эти миллиарды. Оставалось подкупать дворянские собрания, выдвигавшие претендентов, и вот тут удалось добиться успехов ошеломляющих. Но Ставров в ответ и бровью не повел. На вопрос о том, почему он не решает проблему коррупции в дворянских собраниях, диктатор ответил: «Эти люди хотят Бога перехитрить. Много же у них шансов».

Константинов вскоре на себе почувствовал, в какие серьёзные игры оказался втянут. Его одинокая фигура больше ни у кого не вызывала опасений, но у многих она вызывала раздражение, и не все готовы были это раздражение скрывать.