К предательству таинственная страсть...

Мне могут возразить, что, мол, отроки из “знатных семей” больше всех пострадали в эпоху “большого террора”. Возможно. Хотя отцы Шукшина, Распутина, Бородина погибли в том же тридцать седьмом. Но те “дети Арбата” и “Дома на набережной”, чьи отцы и матери были репрессированы в 1930-е годы, после хрущёвского XX съезда, осознав себя потомками “комиссаров в пыльных шлемах” и продолжателями великих ленинских традиций, воспользовались своими возможностями сполна. Перед ними, как в сказке, растворились двери издательств и киностудий, театров и журналов, кабинетов на Старой площади и всяческих зарубежных посольств. Они снова, как четверть века назад, почувствовали себя единственными законными “детьми Арбата”, навсегда позабыв или умолчав о том, кто жил на этом старом Арбате до них и кому он до них принадлежал. Но известный русский писатель из первой эмиграции Борис Зайцев помнил, как расселялись в 1920-е годы отцы и матери “дворян с Арбатского двора”, и вспоминал об этом времени с точностью очевидца:

“Полусумасшедшая старуха в рваной кофте и матерчатых полусапожках, широко расставив ноги, бредёт с палкой и бессмысленно бормочет: “Помогите! Помогите!” — и протягивает руку. Старый человек, спокойный, важный, полузамерзающий, в очках, сидит на выступе окна и продаёт конверты близ Никольского. А у Николы Чудотворца, под иконой его, что смотрит на Арбат, в чёрных наушниках и пальто старовоенном, с золотыми пуговицами, пристроился полковник с седенькими, тупо заслезившимися глазками, побелевшим носом и неукоснительно твердит: “Подайте полковому командиру!” Рыцарь, задумчивый, задумчивый рыцарь с высот дома в Калошином вниз глядит на кипение, бедный и горький бег жизни на улице и цепенеет в седой изморози на высоте своей. А внизу фуры едут, грузовики с мебелью. Люди в ушастых шапках, в солдатских шинелях, в куртках кожаных въезжают и выезжают, из одних домов увозят, а в другие ввозят, вселяют, выселяют, всё перерывая, вороша жизнь старую”.

Один из самых лояльных по отношению к “детям Арбата” литераторов нашего круга Олег Михайлов так вспоминал об авторе культовых “арбатских” песен тех лет:

“В 1964 году небольшая группа молодых писателей приехала из Москвы в тогдашний Куйбышев. Гвоздём программы был, конечно, Булат Окуджава и его песни. Как-то после очередного концерта, за ужином я рассказал о моём (ныне покойном) друге Дмитрии Ляликове. Он, в частности, говорил, что когда на Кавказе узнали, что будто бы Сталин убил Кирова, то начали лучше относиться к Сталину. Слишком много зла натворил в тех краях “мальчик из Уржума”. И услышал от Окуджавы:

— Этого человека надо расстрелять!

Я был поражён:

— Но почему же?

И Окуджава тихо, но непреклонно ответил:

— С Кировым работала моя мама…”

После этого остаётся только вспомнить строчку из стихотворенья Окуджавы о своей матери: “…но тихонько пальцы тонкие // прикоснулись к кобуре” или из его гимна: “Поднявший меч на наш союз // достоин будет худшей кары…” — или признание Кирова о том, что “мы шли к победе революции по колено в крови”.

Много раз я встречался с подобного рода признаниями “пламенных революционеров” и ненавистью их потомков к “тридцать седьмому году”, сделавшему их сиротами. Почти все они, за редким исключением, так и не поняли, что судьбы их отцов и матерей вершились согласно закону всех великих революций, гласящему, что революции рано или поздно “пожирают своих детей”. Этот закон знал наш выдающийся композитор Георгий Свиридов, кстати, происходивший из простонародья. Отец Георгия Васильевича, почтовый работник, был убит во время гражданской войны деникинцами. Но тем не менее, когда он прочитал ставший сенсационно модным в годы “перестройки” роман А. Рыбакова “Дети Арбата”, то сделал в своих дневниках такую запись:

“Их родословная, всегда ли они были “детьми Арбата”? Кто их отцы, населявшие Арбат и др. привилегированные “престижные” улицы Москвы и Ленинграда? Страшная участь подлинных “детей Арбата”. Цель романа — свалить с себя вину за истребление людей на одного человека, которому “дети Арбата” служили за страх и выгоду. Они служили бы и за совесть, если бы она у них была. (Новый поток лжи)” (“Музыка как судьба”. М.: Молодая гвардия, 2002).

* * *