К предательству таинственная страсть...

Александр Межиров ощутил всю ненадёжность жизни в России, когда в конце восьмидесятых до него по сарафанному радио стали доходить провокационные слухи о готовящихся еврейских погромах. А тут некстати о его родной тётушке Ярослав Смеляков написал стихотворение “Жидовка”.

А тут ещё о таких же фуриях революции, как Землячка, Валентин Катаев сочинил повесть “Уже написан Вертер” — со сценами массовых расстрелов врагов революции именно в Крыму… Вот-вот и тайна его кровного родства с “демоном революции” будет раскрыта. Что делать? А если родня и потомки казаков из русской Вандеи и белых офицеров, уничтоженных по приказу его тётушки предъявят исторический счёт ему и его роду-племени? А если вспомнят “черносотенцы” его стихи:

Я до баб не слишком падок,Обхожусь без них вполне, —Но сегодня Соня Радек,

Таша Смилга снятся мне.Слава комиссарам красным,

Чей тернистый путь был прям…Слава дочкам их прекрасным,Их бессмертным дочерям.

Кто же были эти “красные комиссары” Ивар Смилга и Карл Радек? В первую очередь идеологами и членами Интернационала, в котором его закалённые кадры — латыши и евреи, работавшие на “русском направлении”, играли чрезвычайно важную роль в расширении фронта мировой революции. Оба они вступили в РСДРП, а потом в партию большевиков в начале века. Оба прошли через горнило кровавой гражданской войны. Оба после победы революции вошли в состав Центрального комитета ВКП(б) и заняли высшие посты — один в Госплане СССР, а другой в Исполкоме Коминтерна. Оба в 1927 году как активные троцкисты были сняты со своих постов и исключены из ВКП(б). Оба в 1929 году направили в ЦК ВКП(б) письмо, в котором заявили об идейном и организационном разрыве с троцкизмом. Оба в 1930 году были восстановлены в партии. Оба они — и Смилга и Радек в 1937 году были арестованы за участие в троцкистском заговоре. Смилга был вскоре расстрелян, а Радек, как пишет историк К. Залесский в книге “Империя Сталина” (“Вече”, 2000 г.), “На следствии дал согласие выступить с любыми разоблачениями и показаниями против кого угодно”. Он “стал центральной фигурой процесса <…> назвав при этом заговорщиками огромное количество партийных деятелей, в том числе и тех, кто ещё не был арестован. Большинство участников процесса были расстреляны. Радек, возможно “в благодарность за послушание”, был приговорён 30.!.1937 года к 10-ти годам тюрьмы… В лагере был убит уголовниками”. Вот какой бесславной смертью закончилась жизнь пламенного революционера и международного авантюриста, разжигавшего революционный пламень в Австрии, Германии, Польше и, конечно же, в России. Не зря Александр Межиров восхитился его судьбой, его “тернистым путём”. Ошибся наш поэт лишь в одном — никакой “прямоты” в пути, пройденном Карлом Радеком, не было, путь его был извилистым и кровавым, похожим на путь Розалии Землячки, похороненной, однако, в отличие от Радека в Кремлёвской стене. Феликса Дзержинского и Янкеля Свердлова снесла людская волна в 90-х годах с околокремлёвских площадей, не дай Бог и урну с тётушкиным прахом из Кремлёвской стены выдернут. Что тогда делать? И зачем он воспевал Радека, который писал о Сталине в 1934 году: “К статной, спокойной, как утёс, фигуре нашего вождя шли волны любви и доверия. Шли волны уверенности, что там, на мавзолее Ленина собрался штаб будущей, победоносной мировой революции”.

Вот каков был “красный комиссар”, чьи “прекрасные дочки”, с “бессмертными матерями” были женщинами образца крымской Розалии Землячки, или Евгении Бош, свирепствовавшей во время гражданской войны в Пензенской области, или знаменитой своей жестокостью следовательницы киевского ЧК по фамилии Ремовер, или Ревекки Пластининой-Майзель, жены архангельского чекиста Кедрова и одновременно сотрудницы местного ЧК… Да много их было, этих фурий революции, не перечислить всех.

И с чего бы столь осторожный и даже робкий по натуре поэт прочёл гимн в их честь? Может быть, роковая тайна их семьи о том, что он является кровным племянником Розалии Землячки, выплеснулась в его стихах неожиданно для него самого? Такое бывает у талантливых поэтов.