К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

Мандельштам, буквализуя название народнической организации (именно поэтому в тексте не стоит кавычек), возвращается к смыслу каждого слова по отдельности (другой вопрос, насколько они, в свою очередь, культурно нагружены). С землей эта буквализация выражена, очевидно, в словосочетании комочки…земли. С волей дело обстоит сложнее. На грамматическом уровне в строке «Комочки влажные моей земли и воли» земля и воля через притяжательное местоимение связаны с говорящим субъектом. Если «комочки моей земли» понятны сами по себе, то «комочки моей воли», надо полагать, объясняются через идиоматику. НКРЯ уже с 1925 года фиксирует выражение собрать волю в комок[42]. Соответственно, обсуждаемая строка основывается на прямом и переносном значении слова

комок / комочек (при этом в строках стихотворения воля одновременно означает и психологическое состояние, и ‘свободу’). Однако это еще не объясняет, почему земля и воля, каламбурно уравненные между собой, связаны с субъектом речи. Один из возможных ответов подсказан предшествующим стихом: земля (чернозем) «Вся рассыпаючись, вся образуя хор». Допустимо предположить, что «комочки влажные моей земли и воли» – это уточнение к слову хор. Тогда интересующая нас фраза «Комочки влажные моей земли и воли» описывает не только чернозем, но и занятие поэта (при таком прочтении семантика слова земля включает в себя компонент ‘принадлежащая, находящаяся в собственности территория’).

Сложно формализуемым оказывается следующий случай: «Холодным шагом выйдем на дорожку, / Я сохранил дистанцию

мою» («Довольно кукситься. Бумаги в стол засунем…», 1931). Словосочетание сохранил дистанцию совпадает с коллокацией сохранять (держать) дистанцию. По-видимому, коллокация в этих строках буквализуется. Глагол сохранить здесь значит ‘сберечь, сохранить’, и этот смысл поддерживается контекстом: «Держу пари, что я еще не умер». Дистанция же предстает не пространственным промежутком, который надо соблюдать (согласно смыслу коллокации), а расстоянием между стартом и финишем. Хотя контекст стихов задает спортивную метафорику («Что я еще могу набедокурить / На рысистой дорожке беговой»), и беговая дорожка, и дистанция использованы не только в прямом, но и в переносном значении – как своего рода жизненная дистанция, путь (ср.: [Видгоф 2015: 146]).

Интересный случай представляет собой первая строка другого воронежского стихотворения – «Когда щегол в воздушной сдобе» (1936). Словосочетание воздушная сдоба не только отсылает к вкусному, мастерски приготовленному хлебобулочному изделию, но и актуализирует коллокации воздушное тесто, сдобное тесто, воздушное сдобное тесто и т. п. Отталкиваясь от устойчивых коллокаций, Мандельштам переиначивает их семантику: если в них существительное является денотатом, а прилагательное – метафорической характеристикой, то в строке, наоборот, существительное становится метафорой, а прилагательное принимает на себя функции денотата. Иными словами, воздушная сдоба понимается как «сдоба воздуха», и дальше эта метафора объясняется уже вне контекста отмеченных коллокаций. Так или иначе, очевидно, что прочтение этой строки в привычном языковом регистре (на основе коллокаций) приводит к абсурдному для этого текста смыслу (‘запеченный щегол’).

Этот пример можно считать как примыкающим к предыдущим случаям, так и переходным, в зависимости от того, в каком смысле понимать лексему сдоба

в стихотворении: как хлебобулочное изделие, и тогда строка напрямую отталкивается от коллокации воздушная сдоба, либо как синоним слова тесто, и тогда, соответственно, мы имеем дело с синонимической заменой в тексте (воздушное сдобное тесто → воздушное тесто / сдоба).

3.2. Десемантизация модифицированной идиомы

Иногда в стихах Мандельштам мы встречаемся с тем же эффектом десемантизации идиомы / коллокации, однако лексический ряд высказывания несколько модифицирован по отношению к ее компонентам. Сама идиома / коллокация как источник словесного состава текста по-прежнему может опознаваться.