Читаем К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама полностью

«Я знаю, с каждым днем слабеет жизни выдох» («1 января 1924»). В основе этого образа лежит переосмысление коллокаций, в которых жизнь соединена с дыханием, ср. вдохнуть жизнь, дыхание жизни и т. п. В них, как правило, жизнь связывается с вдохом, здесь же проявляется антонимическая замена.

«Черноречивое молчание в работе» («Чернозем», 1935). Б. А. Успенский обратил внимание на то, что в этой строке слово черноречивое замещает слово красноречивое [Успенский Б. 1996: 315]. В самом деле, отталкиваясь от идиомы красноречивое молчание, поэт по контрасту превращает цвет молчания в такой, который в большей степени согласуется с земельными работами.

«Стук дятла сбросил с плеч. Прыжок. И я в уме» («Стансы», 1935). Последняя фраза строится на антитетическом осмыслении идиомы быть не в своем уме (конструкция в уме в узусе возможна разве что в вопросительных предложениях, ср.: ты в своем уме?)

[45].

«И быть хозяином объятной / Семипалатной простоты» («Пластинкой тоненькой жиллета…», 1936). Объятная простота состоит из ряда замен. Во-первых, в контексте стихотворения простота предстает заменой слова простор. Во-вторых, объятный появляется как антоним слова необъятный, связанного, очевидно, с идиомой необъятный простор.

«Жалея ствол, жалея сил» («Сосновой рощицы закон…», 1936). Словосочетание жалея сил, скорее всего, возникает как переосмысление идиомы не жалея сил. По-видимому, грамматически в жалея сил

обнаруживается сдвиг, в разговорной речи в таком контексте выражение было бы представлено как жалея силу / силы, и форма сил подчеркивает связь с идиомой.

«И, спотыкаясь, мертвый воздух ем» («Куда мне деться в этом январе?..», 1937). Поедание воздуха по контрасту переосмысляет выражение пить воздух, которое встречается как в языковом узусе и литературных текстах, так и частотно в стихах Мандельштама.

«Вооруженный зреньем узких ос» (1937). Смысл этого высказывания противопоставлен смыслу идиомы видно невооруженным глазом / взглядом, которая в строке антитетически переосмысляется и модифицируется (глаз/взгляд заменяется на синомически близкое зренье).

В порядке исключения приведем еще один пример, который строится не только на антонимии, но в котором ее важно подчеркнуть: «И приниженный гений могил» («Стихи о неизвестном солдате», 1937). Словосочетание приниженный гений антитетически переосмысляет литературную коллокацию высокий гений[46]. О других языковых эффектах этой строки см. в следующем разделе.

В большей степени в творчестве Мандельштама распространен принцип синонимических замен, к которому мы и переходим.

4.2.1.2. Синонимические замены

В этой ячейке классификации представлены случаи, в которых идиома / коллокация АБ выражена в тексте как Аб, где б – либо синоним Б, либо слово, находящееся в семантической близости с Б (то есть является своего рода окказиональным синонимом). Иными словами, речь идет о близких по смыслу выражениях, в которых, однако, благодаря изменениям в самом широком смысле чаще всего исчезает фразеологическое значение (разумеется, случаи с коллокациями не такие яркие, как с идиомами, но мы сочли возможным не выделять их в отдельную группу).

В отличие от группы 2, где представлены модифицированные фразеологизмы, в данной группе идиоматический смысл в подавляющем большинстве примеров не считывается, во всяком случае, не всегда воспринимается как очевидный (хотя, по всей вероятности, для некоторых читателей отдельные кейсы уместнее бы смотрелись в группе 2).

Примеры рассматриваются в хронологическом порядке, однако сложные случаи приводятся отдельно, в следующем разделе.

«На перекрестке удивленных глаз» («Мой тихий сон, мой сон ежеминутный…», 1908) – видимо, словосочетание на перекрестке глаз основано на коллокации скреститься взорами / взглядами (с простой синонимической заменой взоры / глаза

и трансформацией глагола скреститься в однокоренное существительное перекресток). Из-за такой модификации к семантике этого выражения добавляется пространственная визуализация перекрестка.

«Как в ожидании вина / Пустые зыблются кристаллы» («В просторах сумеречной залы…», 1909). Пустые кристаллы, очевидно, заменяют коллокацию пустые бокалы. Замена бокалов на кристаллы, в свою очередь, может быть мотивирована частотным для бокалов эпитетом – хрустальные.

«Довольно огненных страниц / Уж перевернуто веками!» («Под грозовыми облаками…», 1910). Страницы, перевернутые веками возникают под влиянием идиомы страницы истории (и являются риторической модификацией выражения).

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука