К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

«Колют ресницы…» (1931) – высказывание представляет собой трансформированное выражение колет в глазах. В той же строке: «В груди прикипела слеза». Описание слезы с помощью глагола прикипеть происходит потому, что в языке слезы могут связываться с горением, ср. горючие слезы. Поэт буквализует и модифицирует распространенную коллокацию (сема ‘горения’ меняется на сему ‘кипения’ и выражается глаголом, причем горение и кипение в данном случае оказываются окказиональными синонимами).

«Чтоб сияли всю ночь голубые песцы / Мне в своей первобытной красе» («За гремучую доблесть грядущих веков…», 1931, 1935). Первобытная краса основывается на коллокации первозданная краса (красота)[49].

«Там хоть вороньей шубою / На вешалке висеть» («Жил Александр Герцович…», 1931) – здесь, по мнению ряда исследователей, переосмысляется выражение висеть на виселице [Сошкин 2015: 102; Видгоф 2015: 82].

«Золотыми пальцами краснодеревца» («Канцона», 1931). В строке, очевидно, перерабатывается идиома золотые руки.

«И расхаживает ливень» («Зашумела, задрожала…» («Стихи о русской поэзии, 2»), 1932). Как уже отмечалось, эта фраза является синонимическим развитием коллокации идет дождь [Ronen 1983: 109; Успенский Б. 1996: 313].

«Здесь провал сильнее наших сил»[50] («Ламарк», 1932). Строка модифицирует выражение выше моих / наших сил. Интересно обратить внимание на то, что сема ‘силы’ (сильнее, сил) повторяется дважды, однако, по-видимому, за счет идиоматического смысла читателем этот повтор не ощущается как излишний.

В том же стихотворении: «Красное дыханье, гибкий смех». По наблюдению Е. Сошкина, гибкий смех основывается на коллокации гибкая улыбка [Сошкин 2015: 163].

«Все тот же кисленький кусающийся дым» («Холодная весна. Бесхлебный, робкий Крым…», 1933). Дым

назван кусающимся, потому что такая его характеристика возникает по смежности из буквально понятой идиомы дым ест глаза (раз дым способен есть, он способен и кусаться).

«Тараканьи смеются усища»[51] («Мы живем, под собою не чуя страны…», 1933). Как заметил Е. А. Тоддес, «связь усища—смеются близка к фразеологической (ср. улыбнулся в усы,

пряча улыбку в усы)» [Тоддес 1994: 216]. Этот случай мы интерпретируем как синонимическое развитие устойчивых выражений: сема ‘улыбки’ модифицируется в ‘смех’, а агентами ‘смеха’ метонимически становятся сами усы (усища), а не подразумеваемые губы в приведенных языковых выражениях.

«Дол, полный клятв и шепотов каленых» («Речка, распухшая от слез соленых…», «<Из Петрарки>», 1933–1934). Каленый шепот усиливает коллокацию жаркий шепот.

«Хоть ключ один – вода разноречива» («Когда уснет земля и жар отпышет…», «<Из Петрарки>», 1933). Разноречивость воды связана с выражениями, в которых течение воды сопоставляется с (невнятной) речью, см.: лепет ручья, ручей лепечет и т. п. Забегая вперед, приведем пример из стихотворения 1936 года, базирующийся на похожем лексическом переосмыслении приведенных выражений: «Речек, бающих без сна» («Как подарок запоздалый…»).

«Где плавкий ястребок на самом дне очей?» («10 января 1934»). Дно очей возникает под влиянием термина глазное дно

.

«Молчит, как устрица» («Откуда привезли? Кого? Который умер?..», 1934). В этом высказывании модифицируется идиома молчать как рыба.

Заслуживают внимания несколько случаев из стихотворения «Мастерица виноватых взоров…» (1934). «Ходят рыбы, рдея плавниками». Словосочетание ходят рыбы основывается на коллокациях, в которых существительное рыба соотносится с глаголом, означающим пешее перемещение в пространстве, см.: рыба ходит косяком, рыба идет и т. п.

В том же стихотворении: «Не звучит утопленница-речь». Эта строка, по-видимому, отталкивается от идиомы (молчать) как воды в рот набрать, которая понимается как буквально, так и усиленно (вода во рту переосмысляется как утопление). Этот семантический план развивается в стихотворении дальше, ср.: «Твои речи темные глотая».

«На Красной площади всего круглей земля» («Да, я лежу в земле, губами шевеля…», 1935). К. Ф. Тарановский обратил внимание на то, что строка представляет собой парафраз выражения пуп земли [Тарановский 2000: 194]. Обсуждая другую строку стихотворения – «И скат ее твердеет добровольный», исследователь возвел ее лексический ряд к коллокации твердая почва [Тарановский 2000: 194]. Представляется, что в обоих случаях мы имеем дело с синонимическим развитием.

«С занавеской в окне, с головою в огне» («Как на Каме-реке глазу темно, когда…, 1», 1935). Метафора головы в огне возникает под влиянием фраземы голова горит.