- Сара, я хочу помочь тебе. Я пытаюсь, но ты должна помнить. Если бы мы не были друзьями, я должна была бы сказать это Люку, а он бы сказал Брату Джейкобу. Другим мужчиной был Брат Тимоти, и ты должна помнить, что мужчина не обязан говорить с нами. Он говорит по своему желанию. Твои слова о том, что это было грубо, говорят о твоей гордыне. И фраза, которую ты использовала, делает тебя вульгарной.
Слезы катились из глаз, минуя бинты, спускаясь вниз по моим щекам:
- Вот этого я и не понимаю. Я не слишком хороша в этом. Действительно не понимаю.
Руки Элизабет обняли мои плечи, и она притянула меня к себе:
- Ты поймешь. Разберешься. И будешь лучше. Я ничего не скажу, но это должна сделать ты.
- Что? – я отстранилась и села прямо.
- Наши мужья не могут быть с нами все время. Если мы честны с ними в наших прегрешениях, когда их нет рядом, это говорит им о том, что мы заслуживаем их доверия.
Гордая и вульгарная?
Еще больше слез покатилось по моим щекам.
- Нет, я должна быть сегодня на службе. Я не хочу, чтобы Джейкоб расстраивался из-за меня. Он мне нужен. Если я расскажу ему, он рассердится.
- Он не расстроится. Однако, если он решит, что твое поведение заслуживает наказания, он сделает это. Кроме как провести тебя к твоему месту на службе, он не сможет быть с тобой там.
- Не сможет? - переспросила я.
- Нет, его место среди членов Собрания. Как жены Собрания, мы сидим позади жен Комиссии.
- Поэтому Отец Габриель сказал тебе помочь мне? Ты будешь рядом со мной?
- С разрешения Люка. Буду. Так же, как и Рейчел. Я надеюсь, что Брат Бенджамин тоже не будет возражать.
Я нащупала ее ногу и погладила. Материал ее джинсов заставил меня задуматься.
- Ты в джинсах?
- Ну да, - хихикнула она в ответ. - Перемены не повредят.
- Вот уж точно, ведь для этого у меня и есть юбка. Кстати, а почему юбка?
- Ну, у тебя тоже есть джинсы, если ты об этом спрашиваешь. Я видела, что ты их носишь. Предполагаю, Брат Джейкоб решил, что юбку удобнее надевать с гипсом. - О, это имеет смысл. - И мы все надеваем платья или юбки на службу, даже когда холодно, - добавила она. - Большинство из нас одеты повседневно на вечернюю молитву. Но есть женщины, которые чувствуют, что следует торжественно одеваться для этого. Я уверена, ты заметила высокие каблуки Сестры Лилит. Я имею в виду, что мы носим практически все, что носили во тьме, ну, в пределах разумного. Все фасоны, которые появляются в наших магазинах, сначала должны быть одобрены Комиссией. Наши тела — это наши храмы, и мы не разделяем их ни с кем, кроме наших мужей.
Она сделала паузу и продолжила:
- Когда бывает очень холодно, как это бывало, будь - то работа или вечерняя молитва, большинство женщин «Света» одеты в джинсы и теплые ботинки. Честно говоря, Отец Габриель пропагандирует скромность, но границы скромности определяются нашими мужьями. Ты носила джинсы и теплые ботинки раньше. Я не думаю, что что-то должно измениться.
Я кивнула. Конечно, это все по его усмотрению. Абсолютно все должно быть одобрено моим мужем.
- Сара, еще очень рано. Служба начнется в семь. Я поговорю с Люком про то, чтобы помогать тебе, а он поговорит с Джейкобом.
Внезапно ко мне вернулись воспоминания о том, что говорила Сестра Лилит о женах Собрания.
- Элизабет?
- Что?
- Я шокирую тебя?
- Что? Нет?
- А другие жены Собрания ненавидят меня?
- Ну, конечно же, нет. Отец Габриель не проповедует ненависть, - Она обернула свои руки вокруг меня и крепко обняла. - Мы все сестры.
Я грустно улыбнулась:
- Спасибо тебе.
- Я буду на твоей стороне, пока Люк одобряет это. Кто знает? Может быть, ты сможешь узнать голоса.
Я кивнула.
Может?
С течением времени росло мое беспокойство. Хотя я слушала записи Отца Габриеля, я не могла сконцентрироваться. Слова «гордая» и «вульгарная» крепко засели в моей голове.
Как так получилось, что моя подруга расстроила меня, не Сестра Лилит, не Джейкоб, а моя подруга?
Может это потому, что меня волновало, что думает Элизабет. Я беспокоилась о нашей дружбе.
Если она примет решение больше не дружить со мной, если я не смогу вспомнить прошлое, если я слишком поменялась? Что произойдет, если я поступлю так, как сказала Элизабет и признаюсь Джейкобу? Разве недостаточно того, что мы собираемся идти на службу?
Вспоминая бег, я пыталась обойти свою комнату. Из-за гипса моя левая нога была длиннее правой, я хромала, и неровные шаги отдавались болью в сломанных ребрах. Но я продолжала идти. Свобода перемещения была важнее, чем боль. После длительного нахождения в кровати, я смаковала возможности стоять, ходить и сидеть по собственной воле. С каждой минутой ожидания Джейкоба мое предвкушение неведомого росло. Я знала эту комнату и была близка с ней. Я считала шаги от моей кровати до стены, от кровати до ванной, от кровати до… куда-либо еще в этих четырех стенах. Я знала, что меня ожидало здесь.
Что будет вне этой комнаты, на службе? Что будет, когда вернется Джейкоб?