С другой стороны, экипаж «Интернационала» ещё нигде не видел столько искренне счастливых людей. Неделя отделявшая «Буревестник» от «Гранда» – первого и самого продолжительного из длинной череды штормов которые должны были обрушится на Острова, являлась здесь праздничной. Тут и там можно было встретить веселящихся прямо на улице людей которые пели, плясали и играли на музыкальных инструментах.
Одеты Островитяне были и правда небогато. У большинства основной одеждой являлись латаные-перелатаные штаны или подобие бурнуса. Но обязательно максимально ярких, кричащих цветов.
Женщины встречались реже мужчин и, как правило, в сопровождении мужей или братьев, но, несмотря на сильное влияние Куманской культуры, одетые так же ярко, иногда даже довольно откровенно, с множеством нехитрых украшений которые висели на них целыми гроздьями.
На чужаков жители реагировали по разному – те чья жизнь была связана с портом, уже насмотрелись на всяких и почти не обращали внимания, но были и те кто откровенно глазел, показывал пальцем и перешептывался. Особенно запомнилась одна компания.
Увидев Чуму они сперва внимательно приглядывались к ней, потом начали возмущенно что-то кричать призывая остальных обратить внимание. Окружающие отнеслись к этому равнодушно, поэтому, поплевавшись, компания скрылась не дожидаясь пока к ним применят физические санкции на которые жестами намекнул Боцман.
– Это чего они? – поинтересовался Федор, – Чего разорались?
– Из-за сережек по моему… – пожал плечами Боцман, – Я их наречие плохо понимаю.
– Патамушта я – «ирзал», Чума ткнула себя в грудь, – Нисшые сословие. Мине нильзя дажы ф дом вхадить и других людей трогать. А у мине аружие. Эта харам.
– Кстати, мне всегда непонятно было – там, на Доминисе я видел рабов-охранников. Неужели хозяева не боятся им это доверять?
– Неа. Там фсе сложна.
– Ну вот я и пытаюсь понять.
– Сматри – на Доминисе фсе делятся па праисхажденю и па месту сриди людёв. Свабодный чиловек можит женится как иму вздумаится, пакупать дом, атвичать ф суде, признавать дитей. Но он должын выпалнять фсякие условия вроди приличнай адежды, малитв в храмах и прочива.
– А раб не должен?
– Не. Раб – эта весчь.
– Понял мысль. От вещи не требуют соблюдения условностей в поведении и одежде. Они делают то что прикажут.
– Агха! Толька весчи бывают расныи. Например карабль – это весчь. И швабра – это тожы весчь. Но эсли йа сламаю швабру, то вы мну проста падзатыльник дадите. А эсли йа поломаю карабль… – Чума аж испуганно зажмурилась, – А кроми таго фсе зависит ат таго кто этай вещью владеит. Например если это раб Тирана, то он можит чинофникам приказывать. А бедняки фсякие – пофих што свабодныи. Ани стаят нижы чем рабы каторыи тарговца таскают. Паэтаму лучши быть рабом багатога и знатнаго чиловека чем свабодным и бедным.
– Вот оно что! А то я слышал, что многие на Доминисе добровольно идут в рабство и не понимал почему… А что насчёт тебя? Ты сказала что ты «ирзал». Это что значит?
– Ирзалы эта вапще нижы фсех. Даже нижы рабоф. Раб – эта чья-та вещь, а мы вабще ничьи, патамушта нинужны никаму.
– А как эти деятели определили что ты – ирзал?
– Патамушта сирьга ф насу есть, а ашейника нет.
– То есть у всех рабов неприменно должен быть ошейник и серьга?
– У фсех. Толка многии этаго ни саблюдают. Абычна вешают их толька на тех каторые как жывотныи. Например каторыи как сабаки старажат или как ишаки фсякие грузы таскают. Или как дамашнии жывотныи ф доме. Для красаты. Ирзалы тожы далжны серьгу насить штобы фсе видили кто ани такии, но пачти никто ни носит.
– А ты зачем носишь?
– Чтобы фсе видили я жы сказала! Астальныи тожы ни проста так. Ани азаначают што я фсякие мезкии вещи делала и прочии штуки.
– Но тебя же тут никто не знает. Зачем ты хочешь чтобы твои соплеменники об этом догадались?
– Патамушта эта их злит. Ани видят миня, знают аткуда я, а сделать ничиго ни могут. Патамушта у миня есть аружие. И вы.
– Все равно не понимаю.
– Она была дно… – пояснила Принцесса, – Самая грязь. А теперь эти ханжи захлебываются в бессильном лае, потому что у них кишка тонка поставить её на то место которое они ей отвели. Ей это нравится. Мне тоже.
– Вот вы о чем? То есть ты специально показываешь кто ты есть, чтобы других позлить?
– Аха! Ты жи тожы татуирофки на лице носишь штобы фсе видили кто ты есть!
– Ну это – другое дело. Это принадлежность к моему роду.
– Но в Гюйоне-то это была принадлежность к «дикарям», – Принцесса хитро ухмыльнулась, – И я готова поспорить на что угодно, что на тебя там тоже многие пиздец как косились. А ты этим гордишься.
– Ладно-ладно – вы правы, – замахал руками Боцман не желавший спорить сразу с двумя девками, – Хватит. Вон банк уже.
…
Банки на Островах тоже были с сюрпризом. Если на Континенте человек, заходивший в банк держа оружие на виду, вызвал бы панику, то тут вся очередь к окошкам была вооружена до зубов. И чем крупнее сумма, которую клиент собирался вложить или снять, тем больше у него была группа поддержки.