В момент, когда нога Марка ступила на испачканный грязью пол («Откуда здесь грунт?») он думал о том, какой же первый вопрос задать этому Карлу Шейнцу, ибо их накопилось предостаточно. «Плевать. Сначала я хочу увидеть её. А потом уже вопросы. Если же он не обманул меня. Если бы он не обманул меня…».
– Не отходи далеко, – рявкнула Ребекка. Она остановилась и, чертыхаясь, уставилась себе под ноги. – Видишь грязь? Так вот это самое малое, что ты можешь здесь увидеть. Дальше тебе придётся идти сквозь тонну дерьма, именуемого «сомнительными личностями».
Марк бросил на неё скептический взгляд. В этот момент он осознал, что в какой-то степени она стала ему симпатичной.
– Чего уставился? – с серьёзным видом бросила она. – Я за тебя в ответе. И пока не передам тебя прямо в руки этому технократу, домой я не вернусь. – Она застыла, раскинув руки. – А если тебя тут убьёт и изнасилует местный криминальный авторитет, то в Карне мне дорога будет закрыта. А меня там ждёт моя квартирка в элитном жилом районе.
Марк покачал головой. В очередной раз ему пришлось убедиться, что граждане Республики ставят материальные блага на вершину списка жизненных приоритетов. Может, они и имели свободомыслие, но не это ли свободомыслие довело их до страстного вожделения потребительских ресурсов? Своё презрение он тут же отбросил. Ведь были у них и ценности достойные жизни человека. Марк до сих пор углублялся в воспоминания того «концерта», – так назвал его мистер Лоутроп. Он слышал в голове магию звуков, которую создавали «музыканты» и мысленно сидел в том самом уютном кресле в первом ряду. Вот и в это мгновение.
– Пойдём, – сказала Ребекка, едва коснувшись его плеча.
Она устремилась вперёд. В тусклом свете ангара станции она казалась грациозной и уверенной, но на фоне затоптанного пола и исцарапанных стен это зрелище было одновременно восхитительным и прискорбным. Слева на белой когда-то стене широкой полосой реял серебристый блеск металла. Наверное, какой-то неумелый (или пьяный) пилот направил транспортник в сторону шлюза не совсем по прямой траектории. И, похоже, закрашивать след его пребывания на станции администрация не торопилась.
Марк догнал Ребекку и поравнялся с ней.
– Что он сказал?
Она закатила глаза.
– Ты уже меня в десятый раз спрашиваешь. Как
– Кем?
– О, ну это когда ты поворачиваешься спиной, тебя низко нагибают и как следует жарят!
– Жарят?
Ребекка, надув щёки, выдохнула весь воздух из лёгких.
– Я понял о чём ты, – нахмуренно проговорил Марк, – просто слово странное… Но я же мужчина.
– И что?
– Это называется гомосексуализм. В Государстве таких людей ссылают на станции для ручного труда, как непригодных для социума…
Ребекка расплылась в улыбке, блеснув двумя светлячками глаз.
– Знакомо, да?
– Я был политическим заключённым, – чуть ли не вскрикнул Марк, нахмурив брови. – Гомосексуалистов ссылают на другие.
– Я слышала, что у вас что первых, что вторых не особо-то жалуют.
– Разница в том, что политзаключённые рано или поздно возвращаются к привычной жизни, отбыв наказание. Не все, конечно. Скорее, единицы, те, кто перевоспитались. Но всё же у них есть шанс. Это разные слои…
– Слои общества? – перебила его Ребекка. – Ты же говорил, что у вас их нет.
Марк тут же вспомнил один из лозунгов Единого Государства: «Каждый из нас – общество. Каждый преступник – отслоение».
– Послушай, я ненавижу Единое Государство. И увидев Республику собственными глазами, я понял, что здесь совсем не то, о чём нам рассказывали в воспитцентрах. Просто у вас есть некоторые вещи…
– Я поняла тебя. Запомни, не существует идеального государства. Не существует и никогда существовать не будет. У каждой формы правления есть свои плюсы и свои минусы. И что у одной плюс, у другой – минус. И наоборот. Сколько бы твоё Государство…
– Не моё.
– Прости. Сколько бы Единое Государство не кричало о своём единстве, будет всплывать наверх недостаток свободы. Сколько бы Республика не кричала о своей свободе, будет всплывать недостаток единства. Неразделимое черное и белое. Инь и Ян. Понимаешь?
В последних словах Марк запутался, но в целом, её мировоззрение казалось резонным. Да и вообще сама Ребекка стала в глазах Марка какой-то более разумной, что ли. Оказывается, в тени пылкой натуры томился ещё и недюжинный ум. Несмотря на её извечную манеру пускать в ход язвительные издёвки, Марку было даже жаль с ней расставаться.
– Понимаю.
– Вот и чудно, – улыбнулась Ребекка.