К востоку от Арбата

Этой осенью со стен московских домов осыпа́лась штукатурка, срывались балконы, от крыш к фундаменту ползли черные трещины. На Неглинной стену подперли сваей. Свая раскололась, ощетинилась щепками. На Кузнецком Мосту дом обнесли дощатым забором. Кто-то выломал одну доску, стало видно подвальное окно. Стекол не было. Окно заклеено газетой. В газете дыра. Во дворе дома напротив Кремля сушились одеяла. От одного был оторван кусок. Остаток колыхался на ветру, концы торчавших из него длинных спутанных ниток утопали в грязи. На каждой улице в деревянной будке с надписью Чистка обуви сидел человек, но обувь у прохожих была грязная. Возможно потому, что на мостовых стояли лужи (лужи были, хотя дождей не было). Прохожие двигались неторопливо, будто не зная толком, куда идти. Иногда останавливались и через витринное стекло заглядывали в магазины. В центре купить можно было только две вещи: в уличном ларьке — баночку маринованного чеснока, в магазине — электрический дверной звонок. Люди заходили в магазин, разглядывали звонки, проверяли, действуют ли. С минуту прислушивались к резким протяжным звукам, словно раздумывая, не купить ли, а потом выходили обратно на улицу и не спеша продолжали путь. Когда-то центр Москвы, застроенный домами XIX века, не лишенный сецессионного изящества, был полон жизни. Этой осенью улица производила впечатление декорации. Театральной, до мелочей продуманной, однако видели вы ее уже постфактум. После того как погасили свет. После спектакля.

2. Он

Далеко от московского центра, у подножья лесистых Воробьевых гор, при царице Екатерине для одного из ее фаворитов был построен летний дворец. После революции в нем разместили Институт химической физики, а во флигелях для прислуги поселили научных работников. Желтые стены, белые дорические колонны и обширный парк прекрасно сохранились. Не будь на двери объявления, гласившего, что к празднику Великой Октябрьской Социалистической революции будут выдавать талоны на промтовары, усадьбу можно было бы принять за музей-заповедник XIX или даже XVIII века, олицетворение российскости, по которой этой осенью все сильно тосковали.

Проживавшая в доме с колоннами Сарра Соломоновна П., кандидат химических наук, по случаю праздника получила талон на пальто. Доцент с первого этажа получил талон на утюг. Брат Сарры, профессор Лев Соломонович П. ничего не получил, потому что в его институте талонов на промтовары не выдавали. Правда, разыгрывали мясные консервы — на двадцать ученых приходилась одна банка, — но профессору консервов не досталось.

Сарра и Лев родом из Астрахани. Их дедушка был очень набожным, у него была длинная борода, он носил талес и каждый день ходил в синагогу. Их дядья были люди прогрессивные и издавали меньшевистскую газету. Их не менее прогрессивный отец работал инженером нефтяного флота. Лев Соломонович П. окончил Ленинградский университет; его научным руководителем был академик Алексей Крылов, великий математик и кораблестроитель. Когда в 1937 году Льва Соломоновича арестовали (один из его коллег прилюдно назвал орган ЦК «Вопросы философии» говном, а Лев Соломонович — так значится в обвинительном заключении — с этой точкой зрения «молча солидаризовался»), Крылов направил Молотову длинное письмо, в котором характеризовал Льва Соломоновича П. как исключительно талантливого человека, мгновенно схватывающего суть сложнейших проблем. «Работая рядом, он заинтересовался морской историей — наиболее любопытным ее периодом <…>, когда Трафальгарское сражение больше чем на сто лет упрочило морское могущество Англии, — писал в 1937 году академик. — Он поразил меня своей способностью быстро схватывать самое существенное в таком обширном сочинении, как, например, двухтомное жизнеописание Нельсона». «Если ваш ассистент окажется невиновен, — написал в ответ Молотов, — через неделю вы с ним будете пить чай с ромом у вас в кабинете».

Лев Соломонович П. выпил чаю с ромом спустя восемнадцать лет, пять месяцев и одиннадцать дней. За это время он побывал в двенадцати тюрьмах, трех лагерях и пережил две ссылки.

Один молодой физик спросил у Льва Соломоновича про эти восемнадцать лет. «Начнем с выводов, — предложил Л. С., — с основных аксиом, с которыми оттуда возвращаются».

Они беседовали в институте, где работал Лев Соломонович. Покончив со своими повседневными обязанностями, заключающимися в исследовании и описании плазмы, Л. С. перечислил молодому физику основные аксиомы.

Аксиома первая. Мясо ворон годится в пищу, а галок — нет.

Аксиома вторая. От клещей нет пользы, а от вшей есть. Вшей кладут на жестянку над консервной банкой с кипятком — если в вытопившийся жир опустить фитилек, получается светильник.

Аксиома третья. Уметь добывать пропитание, конечно, важно, но не менее важна работа кишечника. Особенно когда на то, чтобы оправиться, дается пять минут.

Аксиома четвертая. Нельзя схлестываться с уголовниками.

Аксиома пятая. Шаг вправо и шаг влево считается побегом. Оружие будет применено без предупреждения.