Каба́

– Когда мы были в Индии, мы значительно сблизились. И путем долгих откровенных разговоров я наткнулся на тот факт, что у Виктора была… не знаю, какой медицинский термин будет правильным… было гипертрофированное чувство вины. И это чувство, как водится, притягивало события, чтобы еще больше усилиться. В детстве на глазах Виктора живьем сожгли кошку. Это его так потрясло, что он убедил себя, будто он сам сжег кошку. Собственноручно. Убедил себя и мучился этим. Но я там присутствовал и видел, как все было. Когда я рассказал об этом Виктору, у него случился шок. Еще у него умер сын, вы, наверное, знаете. Виктор убедил себя, что именно он виновен в его смерти. В тот день он принял алкоголь, и он думал, что после этого мог что-то сделать с ребенком. Мог полезть с ним нянчиться, или же ребенок заплакал, он начал его утешать и что-то сделал. Неосторожно тряхнул, придавил или даже выронил. Я спросил его, есть ли хоть какие-то малейшие факты, которые могли это подтверждать? Ничего не было, никаких фактов. Виктору просто удобно было так думать. Вернее, не ему удобно, я этому его чувству вины. И он стал терзать себя уже этим, начал отталкивать жену, друзей, вообще саму жизнь. Вполне возможно, что и сейчас мы имеем то же самое. Прошли годы, все забылось, Виктор возмужал и чего-то добился, но это чувство, эта преувеличенная вина, она никуда не делась, она так и сидела в нем. И когда его обвинили в том, в чем обвинили, все это выстрелило. Взорвалось. Он мог вновь убедить себя, что действительно что-то сделал с этой девочкой. Или он мог убедить себя, что не помог ей на должном уровне, как следовало сделать специалисту, и все равно должен понести наказание. Я слышал, девочка эта опровергла свое заявление?

– Да. Но дело пока не закрыто. Следствие ведется. Потому что самоубийство Виктора почти всеми воспринимается, как признание.

– Потому я и звоню. Надеюсь, моя информация сможет поколебать эту уверенность, по крайней мере, у вас.

Из допроса Сергея Мещерякова, отца покончившего с собой Игоря Мещерякова:

– Вы спрашивали у Игоря в тот день, какие у него были взаимоотношения с Петровым?

– Да, Вика спросила. Мы как раз спорили, правда то, что говорят про Петрова, или нет. Вика спросила, были какие-то намеки или что-то подозрительное?

– Что Игорь ответил?

– Он походу не особо понял, о чем вообще речь. Мы поговорили об этом немного, но Игорюня молчал. Потом я вспомнил про звонок Ирека и решил тоже заодно рассказать.

– Ирек – это Рахимкулов Ирек Римович, тренер секции дзюдо, которую посещал Игорь?

– Да, он самый.

– Что это был за звонок, о котором вы вспомнили?

– Он по поводу опеки звонил. Вернее, по поводу проверки.

– Можете пояснить подробнее?

– К нам опека приходила пару месяцев назад.

– Комитет опеки и попечительства?

– Да, они.

– Что послужило поводом?

– Точно не знаю, они не сказали. Намекали, что кто-то дал сигнал. Мы подозревали, что бабка сверху. В смысле, соседка.

– Сигнал – о чем?

– О том, что у Игорюни периодически бывают синяки.

– Откуда у Игоря были синяки?

– Ну вы же и так теперь все знаете. Из-за лунатизма, он и к Петрову из-за этого ходил. Мы всем говорили, что синяки из-за спорта. Но кто-то настучал, и из опеки пришли.

– Как это связано с Рахимкуловым?

– Из опеки спросили, откуда синяк. Как раз накануне у Игорюни приступ был, он ударился и получил синяк этот.

– Вы сами видели, как он ударился?

– Да нет… Ночью было.

– Ваша жена видела, как Игорь падал?

– Думаю, нет…

– С чего вы взяли, что это от падения?

– Ну раньше так и было… А больше откуда? Оттуда же, что и раньше.

– То есть раньше вы были свидетелем того, как Игорь ходил во сне?

– Не… Я ни разу не видел.

– А ваша жена?

– Ну так да, она и рассказала.

– Вы не находите это странным?

– Что? Что странно?

– То, что вы никогда не видели приступов лунатизма, хотя они случались неоднократно.

– Они редко случались. И я сплю крепко. Очень выматываюсь.

– Вернемся к Рахимкулову. О чем вы говорили?

– Он ругался из-за опеки. Вернее, это мы тем теткам из опеки сказали, что синяк у Игоря из-за дзюдо. Ну, мы всем так говорили, я уже говорил… А они, из опеки, учинили проверку Иреку из-за нас.

– Что он хотел от вас?

– Да ничего не хотел, просто звонил поругаться. Я сначала пытался сгладить, но потом он начал грубить, потом про Игорюню начал говорить гадости. В общем, я не выдержал и тоже психанул. Ну, мы поругались. Неприятный разговор тогда вышел.

– Вы все это рассказали Игорю в тот день? Сразу же после известия о том, что погиб его психолог?

– В общих чертах рассказал.

– Что было дальше?

– Потом Вероника сама рассказала про Ирека…

– Что именно?